Дверь на двушку

– Усвоил? Ну и прекрасно! А некоторые и этого не усвоили! Три-четыре качества – это ого-го как много! Если качеств больше, бедная женщина элементарно запутается! Это как восемью руками готовить суп. – Наста села в такси, захлопнула дверь, но потом вдруг опустила стекло. – На вот, нерпь мою возьми! Наследство новичкам! Отдай Еве, она ничего… Мне понравилась! – крикнула она, расшнуровывая нерпь и вручая ее Рине.

– Погоди! – заспешила Рина. – А дракончик? Ты же его хранительница! Ты его с собой берешь?

– Не совсем, – отозвалась Наста с виноватой уклончивостью.

Это означало, что дракончика она с собой не берет.

Рина стояла с нерпью

в руках и смотрела вслед отъезжающей машине. Внезапно она поняла смущение Гамова и причины этого смущения. Гамов смущался не потому, что Наста из-за него бросила ШНыр. Подумаешь, ШНыр! Он извинялся перед Риной за то, что выбрал не ее, а Насту. Чертов Гамов и его перевернутые мозги! Рине захотелось взять кирпич и запустить его вслед такси. Но она лишь стояла и смотрела, как машина выруливает с парковки.

– Дать бы им обоим по шее… Но вместо этого я зачем-то притащила Насте сумку и помогла ей сбежать! – сказала она себе, разглядывая на ладони красный след от ручки. Сумка была тяжелая. – Я совсем глупая. Зачем я сумку тащила? Пусть бы вернулась за ней сама. Может, ее отговорили бы… Суповна там или кто.

И опять, поскольку Рина разговаривала сама с собой, ей не ответили. Вообще Рина заметила интересную закономерность. В детстве она часто проговаривала свои истинные намерения вслух: «Хочу обидеть! Хочу укусить!» Самое интересное, что и взрослой она сохранила ту же привычку. Только говорила про себя, потому что если высказывать вслух все, что ты думаешь, то самой становится неловко. Вот и теперь ей хотелось сказать: «Я совершенно ничего не понимаю! Все уезжают, все бросают ШНыр, все вылетают из ШНыра, и мне тоже хочется сесть в такси и уехать куда глаза глядят», – но она повернулась и раскисшим полем пошла обратно.

Ушла Рина недалеко. Желтое пятно такси еще маячило на дороге, когда на автобусную площадь выскочил Рузя. Он был красен, тяжело дышал. В руках держал взведенный шнеппер.

– Где он?! – вопил Рузя. – Где?! Я его убью!

Рина машинально оглянулась на такси. Рузя вскинул шнеппер и выстрелил. Попасть с такого расстояния из шнеппера было нереально, и Рузя не попал. Пнуф чиркнул по асфальту, и в воздухе на миг повисла дымная полоса. Теперь если подойдешь, то увидишь в асфальте узкий проплавленный шрам.

Убедившись, что промахнулся, Рузя швырнул шнеппер на землю. Рина все еще держала в руках нерпь

Насты. Рузя посмотрел на нерпь, и руки его бессильно повисли.

– Почему ты ее не остановила?! – крикнул он.

– Как бы я ее остановила? Правой в челюсть и связать? – огрызнулась Рина.

– А хоть бы и так! Схватить ее, не отпускать!

– Как ты ее не отпустишь? Она сама так захотела!

– А если бы ребенок захотел выпить кислоту? Ты ему «Не пей!» – а он такой: «Да ничего мне не будет!» Ты бы тоже сказала: «Ну так пей, сам увидишь»? – Переводя дыхание, Рузя вытер со лба пот.

Рина подумала, что лучше не говорить ему, что она и вещи Насте принесла. Такого ей Рузя точно не простит.

– Она уже взрослая… – заметила Рина.

– Ничего ты не понимаешь! Она как ребенок! Она за пять минут способна трижды круто поменять свою жизнь! Позавчера она хотела уходить из ШНыра? Даже и близко не собиралась!

– Наста вернется, – сказала Рина, успокаивая его. – У нее жива пчела, она не сливалась с закладкой. Она разберется, что Гамов пустышка, и вернется. А если ее не отпустить – она вечно будет пребывать в иллюзиях…

– … что кислоту можно пить и злиться, что не дали! А так выпьешь – ни иллюзий, ни желудка! – отрезал Рузя.

Весь пар из него уже вышел, и теперь Рузя едва волочил ноги. Рина затащила его в кафетерий, где кроме них были только два типа странного вида, которые подливали себе в кофе подозрительные жидкости из аптечных пузырьков.

Рина заказала два чая с лимоном и сосиску в тесте и отбуксировала Рузю за дальний столик. Личности с аптечными пузырьками им совершенно не мешали, ничуть не меньше нуждаясь в уединении. Изредка одна из этих личностей брала со столика соль, открывала рот и начинала солить себе язык, премило при этом крякая.

Рузя, сидящий напротив Рины, давно уже капал в чай слезами.

– Я знал! Я чувствовал, что все так будет! Что я такое – а что она!.. Если я такой урод, нечего было меня рожать! – бубнил он, кого-то укоряя.

– А? Чего? – рассеянно переспросила Рина. Человек, поедающий соль, перетягивал на себя одеяло ее внимания.

– Ничего! Даже ты меня не слушаешь! И правда, зачем меня слушать! «Посмотри на него и ответь: может ли он не хотеть котлету?» – Тут голос Рузи изменился. Видно, он кого-то передразнивал.

– Погоди! – сказала Рина. – Не сложничай! Ты вхолостую расходуешься. Бестолковая такая борьба. Ранка зарастает – я ее расковыриваю. Опять зарастет – опять расковыряю. Тебе нужна Наста? Так просто верни ее, и все!

– Как я могу вернуть ее?