Дверь с той стороны

– Это вы бросьте, – осуждающе сказал Еремеев. – Мы все тут играем в одну игру. Так что пусть бегает вся команда.

Остальные поддержали его.

– Понимаю, – промолвил Нарев по-прежнему нерешительно. – Но пусть лучше ответственность будет на мне, зачем распределять ее на всех?

Он говорил и внутренне радовался тому, как точно он говорит и как чисто выстраивается продуманная им линия событий – и одновременно печалился тому, что не разучился еще так говорить и продумывать. «Ради них ведь это, – подумал он, оправдываясь перед собой, – а может быть, перед Милой, которая теперь глядела на него, и надежда была в ее взгляде. Ради всего человечества: пусть нас лишь тринадцать человек, но мы сейчас – самостоятельное человечество, человечество «Кита»…

– Нет, – сказал Истомин. – Вы неправы. Мы не страшимся ответственности и хотим знать то же, что и вы.

– Право, не знаю… – пробормотал Нарев. – Это так неожиданно…

– Вы жестоки, – сказала актриса, готовая заплакать. – Почему вы думаете только о себе?

– Ну, что вы, – обескураженно проговорил Нарев. – Я не дал повода…

Он ждал. В игре было два выигрыша, и раз уж он сел за стол, он хотел получить оба. Он ждал, и наконец Мила вошла в разговор.

– Послушайте, – тихо сказала она, краснея и опустив глаза, – если бы хоть Валентина не было здесь, а то что же – словно раздеваться перед всеми… Я виновата перед вами, это я рассказала. Но думайте обо мне, что хотите – я сделала это ради всех. Мы все верим вам…

«Люди, – подумал Нарев, глядя мимо сразу же потускневшего Еремеева. – Люди, как нужна им надежда и как хочется быть обманутыми ради нее! Нет, я решил правильно. Теперь – к делу».

Он вздохнул.

– Ну, будь по-вашему… – сказал он, как бы преодолевая внутреннее сопротивление. – Я нашел это почти случайно. Я не ученый, как вы знаете, и всегда думал, что не могу открыть ничего нового. Но я в силах найти что-то, уже существующее, на что никто не обращает внимания. И мне удалось… Хочу, однако, предупредить вас: я не знаю, как вернуться на Землю. Точнее – не знаю, как сделать это немедленно, сейчас. – Он продолжал уже быстро, словно увлекшись: нельзя было позволить им разочароваться, утратить интерес. – До сих пор ни одна экспедиция не встречала, как вы знаете, звезд, которые состояли бы из антивещества. Но ведь это относится только к тем светилам, вблизи которых мы побывали. Вам известно, что по излучению, по свету нельзя определить, из чего состоит небесное тело: и вещество, и антивещество испускают энергию в виде одинаковых квантов. Во Вселенной множество светил, о которых у нас нет сведений такого рода. И вот в записях одной старой экспедиции мне удалось обнаружить…

Он рассказывал, обращаясь поочередно то к одному, то к другому из сидящих за столом. Кофе стыл в чашечках – все забыли о нем, все слушали жадно, стараясь добыть надежду из каждого слова. Все, что ощущали эти люди, было написано на их лицах, Нарев читал их легко, как дирижер партитуру, и ясно видел, где следовало усилить звучание главной темы, где сделать фермату, где – паузу.

– …Итак, все говорит за то, что это – антизвезда. Я не сам пришел к такому выводу, он содержится там, в записи. Вы спросите: что может дать нам звезда – энергии у нас и так достаточно… Однако дело в том, что это – звезда класса «О», одиночная, как раз такая, какие, по статистике, чаще всего обладают планетными системами. А если звезда такого класса обладает развитой планетной системой – на это в отчете есть определенные указания, – то как знать, нет ли там жизни, нет ли цивилизации?..

Он сделал паузу. «Популярное изложение – великая вещь, – думал он, переводя дыхание. – То, что в науке еще обозначается тремя вопросительными знаками и оговаривается многими «если», в изложении популяризатора звучит, как давно свершившийся факт, сомневаться в котором просто неприлично…» И в самом деле, Нарев выбрал подходящее время для изложения своей гипотезы: физик мог бы возразить ему – но Карачарова как раз и не было среди них, а и окажись он тут – вряд ли его стали бы слушать. Он, конечно, затеял бы спор – для него важнее была истинность результата, тогда как для Нарева главное заключалось в процессе действия, а от того, что он выдавал за истину, требовалась лишь пригодность для лозунга. Так или иначе, отсутствие физика пришлось очень кстати.

– Можно, конечно, сказать, – продолжал Нарев, – сырые, умозрительные заключения, спекуляция. Но есть одно обстоятельство, которое делает такие предположения обоснованными. Если эта звезда и в самом деле идет к нам из соседней галактики, то спрашивается: какая же сила могла сорвать ее с места и направить в миллионнолетнее путешествие через межгалактические просторы? Я думаю… даже больше: я уверен, что это не просто стечение обстоятельств – это разум и только разум.

Все одновременно вздохнули: слова Нарева были логичны и ослепительны. А он не давал своим слушателям времени пережить все постепенно – он вел их дальше, дальше.