Дверь (СИ)

Саранча разъярённо всплеснула руками и схватила его под руку, потащила по улице с удивительной для её росточка и комплекции силой.

— Дебил! Какой ж ты дебил! — рычала она, а он флегматично думал, толкнуть её-таки в спину или пусть тащит дальше.

Агата давно и безнадёжно хотела с ним подраться, но он никогда не поддавался. Смысл, если она и без ответа частенько его избивает?

— Ненавижу тебя! Ненавижу больше всего на свете!

— Я знаю… плачу тем же… Не тяни.

Она рванула его, оторвала от земли и перекинула через плечо, долбанув плашмя об брусчатку и выбив из него дух. Да, Саранча навострилась в использовании своего дара, ничего не скажешь.

— Бесишь!

Ему было чертовски больно и перед глазами всё потемнело и расплылось, но Школяр всё же выдал как можно спокойнее:

— Вряд ли Леда просила меня бить.

Агату перекосило.

— И маме не понравится моё разбитое лицо.

Агату перекосило ещё больше.

— Вот никогда ты не думаешь…

Он осёкся, уставившись на подошву ботинка, зависшего над лицом.

А, конечно, она всегда-всегда хотела его раздавить. Или выдавить вон, он знал. Ей никогда не хватало ума оценить возможные последствия, но что-то её всё же удерживало. Интересно, что же это было?

Так и сейчас Агата топнула рядом с его головой и, круто развернувшись, зашагала вперёд, бросив на ходу, что он без труда может себя подлечить.

Он посмотрел на небо. Чёрное, ровное и украшенное звёздочками. От брусчатки тянуло лютым холодом — март выдался промозглым и с проливными дождями. В голове пронеслась шальная мысль: если он простудится, сильно заболеет, позволят ли ему спешить? Конечно, до совершеннолетия меньше месяца, но разве мать так запросто его отпустит на волю? Скорее, она Агату выставит, а его ни за что. Когда же наступит тот момент, когда он сможет сопротивляться? Когда сможет уйти? Когда все вокруг сочтут, что пора, что он вырос?

«Не хочу ждать. Не хочу терпеть. Хочу, чтобы всё менялось здесь и сейчас. Я ведь маг. Почему я должен ждать?»

Он закрыл глаза рукой, уткнулся в рукав и заплакал.

…Саранча ждала его у подъезда. Хмурая, насупившаяся и закутавшаяся в тонкий шарфик. В глазах — мысли о бегстве. В этом они очень похожи. Он прошёл мимо, не позвав, не сказав ничего, окунулся в вонь подъезда, внутренне застыл. Нет, ещё месяц и он всё же уберётся отсюда. Ему будет восемнадцать, мать не сможет его удержать.

Квартира оказалась пуста. Выдохнув украдкой, Найджел прошёл к себе.

В последнее время мать всё чаще где-то задерживается, спускает деньги на дорогие и роскошные (по её мнению) вещи, строит из себя прожигательницу жизни (особенно перед соседями), а на деле экономит на всём, чтобы покупать себе косметику, духи и прочую женскую дребедень. Но всё всегда оборачивается одним и тем же: она начинает пить, нервно курить на балконе и жаловаться на весь свет лицемерной подруге.

«Иногда мне правда интересно, как она ещё не отвела Агату какому-нибудь сутенёру…»

На письменном столе Найджел обнаружил программки из университетов и любовно написанную записку, которую он пробежал глазами и скривился. Мать печётся о том, чтобы её возлюбленное и будто бы единственное чадо выбрало себе университет. Воплотить её несбывшиеся мечты. Записку он смял и выбросил, а программки, не глядя, засунул в стол.

В дверь забарабанили. Он открыл, Агата, пыхтя и комкая домашнее платье, пытливо смотрела на него. Почти ритуальная ломка перед тем, как попросить его об услуге.

«Ни стыда, ни совести. Сначала бьёт, потом просит».

Она ткнула ему в руки фото матери и буркнула: «Сделай».

— А сама? Раз ты ведьма, — поддел её он.

Она вспыхнула, скрипнула зубами, сжала дешёвую рамку так, что Найджел подумал — сейчас сломает.

— Сделай, если не хочешь остаться сиротой, — глухо добавила она.

«Кишка у тебя тонка… И ума мало. Как раз. До греха не далеко».

Он взял фотографию, всмотрелся в лицо матери. Здесь она молодая, заманчиво улыбающаяся, привлекательная. Украшения, кольца, серьги, ухоженные руки. Красивая кожа. Дорогая женщина. Увы для неё, состарилась мать рано, и теперь это фото ей покоя не даёт.

Школяр закрыл глаза матери ладонью. Агата нервно переминалась с ноги на ногу. В этот момент она переставала дышать, чтоб не спугнуть чары.

— Смотри, но не замечай. Помни, но не примечай, — бормотал он, тоже закрыв глаза.

После наложения чар в висках появилась противная тяжесть, его вновь затошнило. Он отдал Агате фото и привалился к дверному косяку, смотря, как Агата ставила фото на место. Каждый раз в этом было что-то вороватое. И ничтожное. Но хрень на палочке он?

«Кишка тонка у меня. Отчитываю её, за то, что она не в состоянии даже глаза матери отвести, а сам… думаю, что она своей криворукостью могла бы нас освободить…»

Школяр захлопнул дверь и упал на кровать, уткнулся носом в подушку. Он чувствовал себя выжатым. Где же взять ещё сил? Как стать выносливее, сильнее? Как отвечать за себя?

«Не хочу ждать. Я больше не вынесу. Я хочу жить. Сейчас! Как я хочу! Мне только семнадцать, а как сюда возвращаюсь, так кажется, что всё. Конец. Дыра!»