Дверь в зиму

Слава богу, мне не сюда. Только представлю себя в этой каше — делается дурно. Налево, в обход, мимо непривычно пустого «МакДональдса». Чисто вымытые стекла провожают меня внимательными отражениями. Заснеженные ёлки, автобусная площадка. Рейсовые уходят с центрального автовокзала, там столпотворение. А сюда должны подогнать отдельные, эвакуационные, от волонтерского центра.

Здесь тоже люди. Стоят группками: семьи, супружеские пары, компании друзей. Не смотреть в глаза. Скользить взглядом. Не подходить слишком близко. Это я умею. Привык.

Пристраиваюсь с краю. Стаскиваю рюкзак.

— Вы по записи?

Крашеная блондинка лет пятидесяти. Лиловый пуховик, вязаная шапка. Слишком яркий макияж — безуспешная попытка скрыть морщины, тени под глазами, растрескавшиеся от холода губы. Она устала. Без сна всю неделю: договаривалась, выбивала, согласовывала, обзванивала, разруливала проблемы…

Лицо женщины идет рябью, превращается в пруд под дождем. Дождь стихает, пруд разглаживается. В водном зеркале проступает…

Не смотри! Отвернись! Пусть думает, что хочет.

— Да, по записи.

— Фамилия?.. Вы в списке. Второй автобус, место пять.

— Анна Николаевна! Подойдите, пожалуйста…

Ф-фух, отпустило. Вовремя ее позвали.

Снежная крупа сечет лицо. Поднимаю воротник, глубже натягиваю шапку. Надо беречь уши — это у меня слабое место. В такую погоду не летают самолеты. Это хорошо — по крайней мере, бомбить не будут. Увы, от ракет тучи не спасают. Вдалеке гулко бахает. Еще раз, ближе. Прилет за прилетом. Нет, это уже отлеты. Это наши.

Народ и ухом не ведет: привыкли.

Переминаюсь с ноги на ногу. Ботинки промокли. В автобусе разуюсь, сменю носки. Надо раздобыть сухой бумаги: газету или салфетки. Напихаю в ботинки — так есть шанс их высушить.

Автобусы.

Начинается давка. Железной рукой и голосом, заржавевшим от простуды, Анна Николаевна наводит порядок. Чемоданы в багажный отсек, сумки с собой. Заходим по списку! Вы в списке есть? Нет? Отойдите, не мешайте. Следующий!

Пятое место. Второй ряд, у окна слева. Стаскиваю ботинки, нахожу в рюкзаке сухие носки. Рядом устраивается мой ровесник — стильно потертая кожанка, кепка, очки в тонкой оправе. Вызывающе торчит клинышек седой бороды. Завести знакомство он, к счастью, не пытается.

Отодвигаюсь как можно дальше. Отворачиваюсь к окну.

— Никого не забыли? Никто не стоит, все сидят? Всё, поехали!

Первый

Ехал я, как король.

Это сказал попутчик, который пытался разместиться рядом, а то и вовсе согнать меня с верхней полки. Я объяснял ему, что свободного места нет, что я и сам едва умещаюсь здесь, на узкой полоске, в компании с уймой чужого багажа. Я инвалид, возражал попутчик, мне надо! На инвалида он похож не был, скорее на алкоголика.

В итоге его прогнали женщины с нижних полок. Когда, отчаявшись в моем милосердии, он принялся сгонять вниз молодую маму с мальчишкой лет пяти, что устроились напротив меня, женский коллектив не выдержал.

На нижних полках сидели по четыре человека. В нашем купе левая полка несла троих — толстуха в пушистом свитере категорически отказалась пускать четвертую пассажирку. Жестоко, но разумно — четвертая не поместилась бы.

Все, кому в купе не хватило мест, ехали в коридоре, сидя на полу. Подстилали верхнюю одежду, брали детей на колени. Прижимали к себе собак, удивительно молчаливых в сложившейся ситуации. Некоторые перебирались в тамбур, несмотря на царивший там холод. Пару раз я пытался уступить кому-нибудь свое место, и всякий раз получал благодарность и вежливый отказ. Кто-то не хотел бросать внизу четвероногого любимца, а большинство просто были не в силах вскарабкаться наверх.

Ну да, я король. Я еще могу.

А алкаш перебьется.

— Италия, — мечтательно произнесла толстуха. — Поеду в Италию. Найду себе итальянца…

Должно быть, она шутила. По ней трудно было понять, шутит она или говорит всерьез. Про итальянца она вспоминала шестой раз.

Остальные женщины молчали. Одна заикнулась о том, что сейчас надо привыкать к спартанскому образу жизни, и в этом даже есть некоторые преимущества, но ее не поддержали, и спартанка замолчала. Еще одна дама помоложе не вылезала из смартфона. Пробился звук — песня, что ли? Писклявый срывающийся голосок взял три-четыре ноты, и звук исчез.

— Сольфеджио, — стесняясь, пояснила дама. — Я преподаю сольфеджио. Веду урок онлайн.

— Надо зарядиться, — вздохнула толстуха.

Встав, она долго искала взглядом розетку, еще дольше пыталась вставить в розетку вилку зарядного устройства. Розетка размещалась высоко, руки у толстухи поднимались на уровень плеч, а дальше никак.

— Дайте сюда, — предложил я. — Мне проще.

— Спасибо…

И тут я совершил ошибку. Расслабился, недоглядел.

Наши руки соприкоснулись.

Так случалось не всегда, иначе я давно бы сошел с ума. Но сейчас меня накрыло. Кровь ударила в виски, я сразу вспотел. Чуть не сверзился вниз, удержался; едва не выронил чужую зарядку вместе с подключенным айфоном; нет, удержал. Поезд начал сбавлять ход, вдалеке громыхнуло слабое эхо взрывов, но мне было не до войны.

Мне было холодно. Очень холодно.

…темень. Мороз.