— Мой начальник сообщил, что в районе, где я в недалеком прошлом руководил отделом следственного комитета, произошло резонансное преступление и некий предприниматель, работающий по госзаказам, просит помочь разобраться и защитить его. Начальство просто проинформировало меня, считая с самого начала, что местные кадры и без меня разберутся. Но я попросил неделю отпуска по семейным обстоятельствам. Отпуск мне предоставили. Так я оказался здесь… Но сегодня мне позвонили из Москвы и приказали завтра быть в своем кабинете. В принципе, местные следователи без моей помощи во всем разобрались.
— Вы звоните, чтобы попрощаться?
— Я хотел бы попрощаться лично. На похоронах Панютина меня не будет. Но потом, когда вы вернетесь, я могу заехать ненадолго и поговорить.
— Я тоже не поеду на кладбище. А о чем вы хотите со мной говорить? Со мной даже местные следователи пообщались лишь однажды, а вам я рассказала все, что знала.
— Я вечером отправляюсь на вокзал, хотел бы заехать и рассказать, что известно мне. Если вы не против, конечно.
Теперь уже молчала Марина. Раздумывала над ответом так долго, что подполковник спросил:
— Вы против этой встречи?
— Подъезжайте. Только ненадолго, потому что сами понимаете, какой сегодня печальный день. А мне надо помочь с организацией стола. Карсавин договорился с главой городской администрации, а тот пообещал после полудня прислать пару людей из ресторана, которые приготовят закуски.
— Вообще-то он попросил об этом меня, а я уже передал его просьбу Уманскому. Так я подъеду?
— Подъезжайте, — сказала Марина и закончила разговор.
Настроение было испорчено. Хотя вряд ли его испортил звонок следователя, скорее всего, вызвали раздражение его слова, когда он сказал, что ее муж знает о ходе следствия больше, чем он сам. Может быть, он симпатизирует Николаю. Да и сама Марина тоже считала, что тот положительный человек. Однако его задержали, значит, были основания.
Она решила не завтракать. Постояла под душем, потом решила заняться волосами — сделать прическу: хотя праздника никакого не предвиделось, даже наоборот, но выглядеть хорошо хотелось.
Марина сидела перед зеркалом и рассматривала себя. Казалось бы, что там рассматривать: все давно знакомо — и глаза, и нос, и брови, овал лица — все прежнее, ничего не изменилось, но что-то все равно было другое.
Из зеркала на Лужину смотрела незнакомая ей встревоженная молодая женщина, очень похожая на нее, но все же другая. И непонятно было, что их отличает друг от друга. Лужина провела рукой по лбу, словно отбрасывая челку, потом убрала влажные волосы за уши, попыталась улыбнуться, но не получилось. И только теперь поняла, что ее отличает от той в зеркале, точнее, от той, какой она была несколько лет назад.
Тогда она светилась жизнью, радовалась по любому поводу, улыбалась, а эта женщина устала. Устала от работы, от жизни, он невзгод…
Но откуда у нее, успешного дизайнера, могут быть невзгоды? Разве что в семейной жизни. Хотя семейная жизнь не приносит Марине никаких огорчений. Разве что детей у них с Валентином нет. Он не спешит, а торопиться все-таки надо. Марине уже двадцать семь, Валентин старше на десять лет — чего тянуть! Надо все брать в свои руки! Теперь она не будет спать отдельно, даже если муж начнет говорить, что устал на работе, что она брыкается по ночам…
И она кивнула женщине в зеркале:
— Ведь так?
А женщина в ответ подняла руку и помахала ей пальчиками.
Она закончила с прической и лицом, стала делать себе маникюр — бесцветный лак заканчивался, и это волновало немного.
Снова раздался вызов мобильного телефона.
Марина посмотрела на номер, с которого ей звонили. Вызов был из другого города. Осторожно взяла аппаратик и сказала в трубку:
— Слушаю вас.
И услышала мужской голос:
— Это Володя Половников из Пореченска. Простите, что беспокою. Вы тут недавно нашим прошлым интересовались. Я рассказал тогда, что знал и что смог вспомнить. Так вот, я вчера встретился с нашим участковым и поговорил с ним. Участковый у нас давно и то преступление хорошо помнит. Так он мне сказал, что Федор Матвеевич Милютин одолжил крупную сумму отцу Вальки. Тот на эти деньги купил сушильную камеру, пилорамы… Если точно, что именно купил, не знаю, просто как раз тогда у них появилось это. А потом Минай, как предположил наш участковый, деньги не отдал Милютину. Может, не было у него, а может, не захотел. Зачем возвращать, когда можно решить просто? Но когда под него начали копать, подозревая в убийстве старика Милютина, он сбежал. Если честно, то я и тогда, двадцать лет назад, сомневался… То есть зачем Валька попросил меня, чтобы я туда Зиму направил? Может, они его сами убили, а на Зимина повесили, чтобы их не разыскивали… Всю жизнь теперь мучаюсь. Потом ведь, когда Лена в окно выпала, он просил меня говорить, что мы с ним вместе в магазине были. А не было его тогда со мной! Так, может, он и ее тоже столкнул, потому что она собиралась уйти к Зимину?
— Это все, — поинтересовалась Марина, — или еще что-то хотите мне сообщить?
Она разозлилась, еще немного, и ее начнет трясти от злости.