Общий перелом еврейского сознания в России после 1881-82 конечно не мог в какой-то мере не отразиться и в сознании еврейских революционеров в России. Эти юноши сперва уходили от еврейства, а после многие возвращались, "уход из "еврейской улицы" и возвращение к народу", "с еврейским гетто связана наша историческая судьба, и от него идёт наша национальная сущность"53. - До погромов 1881-82 "никому решительно из нас, революционеров... не приходило на ум предположение о необходимости" публично объясниться о роли евреев в революционном движении. Погромы же вызвали "среди... преобладающей части моих соплеменников взрыв негодования". И вот "не только вообще интеллигентные евреи, но и некоторые революционеры-евреи, раньше не чувствовавшие ни малейшей связи со своей национальностью... вдруг признали себя обязанными посвятить свои силы и способности несправедливо преследуемым их соплеменникам"54. "Погромы пробудили прежде скрытые чувства и сделали молодёжь более чуткой к страданиям своего народа, а народ более восприимчивым к революционным идеям. Пусть это и послужит базисом для самодеятельности еврейской массы", "будем упорно преследовать задачу разрушения современного государственного строя"55.
А ещё же внезапная поддержка еврейских погромов листками "Народной Воли"! Лев Дейч выражает своё смятение в письме к тоже озадаченному Аксельроду: "Еврейский вопрос теперь, действительно, на практике почти неразрешим для революционера. Ну что им, например, теперь делать в Балте, где бьют евреев? Заступиться за них, это значит... "вызвать ненависть против революционеров, которые не только убили царя, но и жидов поддерживают"... Среди народа вести примирительную агитацию очень, очень трудно теперь партии"56.
И сомнение выразил даже боготворимый вождь П. Л. Лавров: "Признаю еврейский вопрос крайне сложным, а практически для партии, имеющей в виду сблизиться с народом и поднять его против правительства, и в высшей степени трудным... ввиду наличной народной страсти и необходимости иметь народ, где возможно, на своей стороне"57. - и так стал рассуждать из русских революционеров не он один.
В 80-е годы снова появляется течение среди социалистов - перенести внимание и агитацию на собственно еврейские кружки, желательно рабочие, - но пролетариата как такового среди евреев было мало: ну столяры, а то переплётчики, сапожники. Удобней всего, однако, работать с типографами: они интеллигентней. Исаак Гурвич рассказывает, как с Моисеем Хургиным, Львом Рогаллером, Иосифом Резником, "мы в Минске ставили себе задачей создание ядра интеллигентных рабочих". Но, например, в Белостоке и Гродно "совсем не оказалось рабочих кружков", не набрали членов.
Создание таких кружков требовало известной конспирации: иногда сходок за городом, а если на квартирах и систематически - то сперва заниматься русским языком и естествознанием, и лишь в ходе этих занятий отбирать кандидатов для пропаганды социализма. Как объясняет Ю. Мартов, вот это предварительное обучение, оно-то и привлекало многих в революционные кружки: "Такими ловкими и смышлёными", способными выйти в самостоятельные хозяева, "являлись именно те, которые попадали в наши кружки и которые в этих кружках приобретали культурное развитие, а, в частности, приучались владеть русским языком - этим весьма существенным орудием в конкуренционной борьбе мелкой торговли и промышленности"; после этого, "наши "счастливчики", избавившиеся от положения наёмника", торжественно обещав не прибегать к наёмному труду, - в силу требований рынка прибегали к нему58. Или, образовавшись в таких кружках, "рабочий забрасывал свою профессию и уходил в "экстерны""59.
Участию молодёжи в этих кружках встречалось неодобрение, даже противодействие и от местной еврейской буржуазии, быстрей и лучше полиции понимавшей, куда клонится дело60.
Всё же что-то местами удавалось, использовали социалистические брошюры и листки из лондонской типографии, и сами, как умели, вырабатывали "по всем программным вопросам социал-демократические формулы". Так: целое десятилетие заняла медленная пропагандистская подготовка к созданию Бунда.