Двести лет вместе (Часть 1 - В дореволюционной России)

Что же касается министерства народного просвещения, то мнение Александра III, выраженное уже в 1885, было: чтобы число евреев в школах в местностях вне черты оседлости определялось сообразно численному отношению евреев к общей массе населения. Но власти задумывали не только противодействие еврейскому преумноженному потоку в образование, для них то была - борьба с революцией. Как тогда выражались: превратить школу "из рассадника социализма в рассадник науки"3. В недрах министерства разрабатывалась и более широкая мера, как не допускать к просвещению элементы, могущие послужить революции, мера антиломоносовская, глубоко порочная для государственного смысла: вообще не допускать в гимназии детей низших сословий российского населения ("кухаркиных детей"). Псевдоблагоразумно и благоприлично это формулировалось так: "Предоставить начальникам учебных заведений принимать только таких детей, которые находятся на попечении лиц, предоставляющих достаточное ручательство в правильном над ними домашнем надзоре и в предоставлении им необходимого для учебных занятий удобства", а в высших учебных заведениях повысить плату за слушанье лекций4.

Эта мера тоже вызвала возмущение в российских либеральных кругах, но никак не столь сильное и долговременное, как последовавшее в 1887 ограничение приёма евреев в гимназии и университеты. Первоначально предполагалось публиковать обе меры в едином законе. Комитет министров, однако, не согласился, сочтя, что "опубликование общих ограничительных для евреев постановлений могло бы быть неправильно истолковано". - И в июне 1887 опубликовано было постановление лишь в своей нееврейской части: "О мерах к упорядочению состава учащихся в средних и высших учебных заведениях" - мерах против простонародья... Ограничение же приёма евреев поручено было министру просвещения Делянову осуществить непубликуемым циркуляром на имя попечителей учебных округов, что Делянов и сделал в июле 1887, указав по средним и высшим заведениям своего министерства норму приёма для евреев: в черте оседлости - 10%, вне черты - 5%, а в обеих столицах - 3%.

"Вслед за министерством народного просвещения" стали и другие некоторые ведомства вводить "процентные нормы для своих учебных заведений, а некоторые... совсем закрыли их для евреев". (Тут были институты электротехнический и путей сообщения в Петербурге, а заметнее всего: временное, "в течение многих лет", прекращение приёма евреев в Военно-Медицинскую Академию.)5

Этот закон о "процентной норме", которого не было перед тем за все 93 года массового пребывания евреев в России и которому суждено было отныне просуществовать 29 лет (фактически - до 1916), - был воспринят российским еврейством тем больней, что именно с 70-80-х годов и начался "натиск [евреев] на гимназии и реальные училища", который Слиозберг, например, объясняет "не развитием у самой массы сознания потребности в просвещении, а... ограничением возможности для еврея без капиталов найти приложение сил своих в области хозяйственной, а также проведением всеобщей воинской повинности со льготами по образованию", - так что если прежде поступала учиться лишь состоятельная еврейская молодёжь, то теперь создавался "студенческий еврейский пролетариат"; если у русских и теперь высшее образование получали главным образом состоятельные слои, то у евреев, наряду с состоятельными, в образование кинулись нижние социальные слои6.

Мы бы добавили: в те годы уже начинался всемирный, всекультурный поворот к образованию всеобщему, а не элитарному, - и евреи, по своей чуткости, хотя, может, и не вполне осознанно, ощущали его из первых в мире.

А - возможно ли было найти путь плавного, безвзрывного решения этой сильно и вдруг возросшей еврейской потребности в образовании? При всё ещё неразбуженности, неразвитости широкого коренного населения - каким путём можно было бы это осуществить, без ущерба, и для русского развития, и для еврейского?

У правительства несомненно была цель антиреволюционная, поскольку среди учащейся молодёжи евреи к тому времени выделились своею активностью и непримиримостью к государственному строю. Однако, если учесть большое влияние К. П. Победоносцева при Александре III, надо признать, что у них была и цель национальной защиты от проступающего неравновесия в образовании. Со слов приезжавшего тогда в Россию крупного еврейского банкира барона Морица фон-Гирша, Победоносцев изложил ему свою точку зрения так. Политика правительства исходит не из "вредности" евреев, а из того, что, благодаря многотысячелетней культуре, они являются элементом более сильным духовно и умственно, чем всё ещё некультурный тёмный русский народ, - и потому нужны правовые меры, которые уравновесили бы "слабую способность окружающего населения бороться". (И Победоносцев приглашал известного филантропией Гирша: помочь просвещению русского народа - а тем и ускорить правовое уравнение евреев в России. Барон Гирш, пишет Слиозберг, и пожертвовал 1 млн. руб. для русских школ.)7