Двести лет вместе. Часть I. В дореволюционной России

Да, уже обожжась, как воспринята в Европе попытка выселения евреев из приграничной полосы, российское правительство теперь, в 1846, составило аргументированное оповещение о новой мере: что евреи не имели в Польше ни гражданства, ни права на недвижимое имущество и вынужденно ограничивали свою деятельность мелочной торговлей и шинкарством; а при переходе в Россию расширены границы оседлости евреев, они получили и гражданские права, и вступление в городское торговое состояние, право недвижимой собственности, право вступать в земледельческое состояние и право образования, включая университеты и академии[388].

И надо признать, что действительно евреи получили всё это уже за первые десятилетия пребывания в пресловутой «тюрьме народов». Однако столетие спустя, в обзорном сборнике еврейских авторов, это будет оценено так: «При присоединении к России польских районов и их еврейского населения, были даны обещания прав и сделаны

попытки осуществить эти обещания (курсив мой. – А. С.; обещания исполнялись; попытки были успешными). Но в то же время – начались массовые изгнания из деревень (действительно начинались, да никогда не осуществились), двойное налоговое обложение (последовательно не взималось и вскоре отменено), установление черты оседлости»[389]

 – мы видели, что, по обстоятельствам конца XVIII века, границы оседлости были сперва географическим наследством. Если такое изложение истории считать объективным – то до истины не договориться.

Но, к сожалению, гласило дальше правительственное оповещение 1846 года, – евреи не воспользовались многим из этого: «Постоянно чуждаясь слияния с гражданским обществом, среди которого живут, они большей частию остались при прежних способах существования за счёт труда других, и от того со всех сторон возникают справедливые жалобы местных жителей». «Поэтому, с целью [поднять благосостояние евреев]… необходимо изъять их из зависимости» от старшин общины, наследовавших прежней кагальной верхушке, распространить в еврейском населении просвещение и практические познания, учредить особые еврейские общеобразовательные училища, дать средства для перехода к земледелию, устранить «неприятное для многих евреев» отличие в одежде. И «правительство считает себя в праве надеяться, что евреи прекратят всякие предосудительные способы жизни и обратятся к труду истинно производительному и полезному». Лишь уклоняющиеся от того будут подвергнуты «мерам побудительным, как тунеядцы и как тягостные и вредные для общества члены»[390].

В ближайшем на то ответе Монтефиоре осудил предполагаемую меру «разбора», настаивая, что вся беда – в ограничении передвижения евреев и их торговли. – Николай же возражал, что если обращение евреев к производительному труду увенчается успехом, то время «само собою приведёт к постепенному уменьшению ограничений»[391]. Он рассчитывал – на перевоспитание трудом… Терпя поражение в преобразовании еврейской жизни и так, и этак, и по-третьему, – он вознамерился отомкнуть еврейскую замкнутость и решить проблему слияния еврейского населения с прочим – через труд, а к труду – через рекрутство, причём энергически усиленное.

И сокращённый при том именно для евреев срок воинской службы (с 25 лет до 10), и цели производственного обучения – не были видны, а реально ощущался, вот, рекрутский набор, теперь утроенный по сравнению с христианами – «10 рекрутов с 1 тыс. мужчин ежегодно (для христиан – 7 с 1 тыс. через год)»[392].

В сопротивление усиленному рекрутскому набору – тотчас усилились и рекрутские недоимки. Назначенные к набору скрывались из своих обществ. В ответ (конец 1850) последовало распоряжение: за каждого не доставленного к сроку рекрута брать новых трёх рекрутов сверх недоимочного! Теперь еврейские общины и рекрутские старосты стали весьма заинтересованы ловить беглецов, либо, вместо них, каких-либо других безответных. (В 1853 «были изданы правила о дозволении еврейским обществам и частным лицам представлять за своих рекрутов всякого пойманного безпаспортного».) В еврейских обществах появились наёмные «ловчики», или «хапуны», которые и захватывали «пойманников»[393]

 – и кто действительно уклонился от призыва, или кто с просроченным паспортом, хотя бы даже и из другой губернии, или безсемейный подросток, – и за них получали зачётную квитанцию в пользу нанявшего их общества.

Но всё это – не восполняло недостачи рекрутов. И в 1852 добавилось ещё два распоряжения: одно – что за каждого лишнего сданного рекрута с общины списывается 300 руб. недоимки[394]; второе – «о „пресечении укрывательства евреев от воинской повинности“, требовавшее сурово наказывать тех, кто бежал от рекрутчины, штрафовать те общины, в которых они укрываются, а вместо недостающих рекрутов брать на службу их родственников или руководителей общин, ответственных за своевременную поставку рекрутов. Пытаясь всеми способами избежать рекрутчины, многие евреи бежали за границу, уходили в другие губернии»[395].