Двести лет вместе. Часть I. В дореволюционной России

Но вот что отметим. Когда вскоре вослед погромам, в начале мая 1881, к Александру III пришла депутация видных столичных евреев во главе с бароном Г. Гинцбургом, Государь уверенно оценил, что «в преступных безпорядках на юге России евреи служат только предлогом, что это дело рук анархистов»[663]. И в тех же днях брат царя в. кн. Владимир Александрович заявил тому же Гинцбургу: что «безпорядки, как теперь обнаружено правительством, имеют своим источником не возбуждение исключительно против евреев, а стремления к произведению смут вообще». Также и генерал-губернатор Юго-Западного края докладывал, что «общее возбуждённое состояние населения обязано пропагандистам»[664]

. И в этом власти оказались осведомлены. Столь скорые от них заявления показывают, что власти не роняли сроков в расследовании. Но по обычному недоразумию тогдашней российской администрации, непониманию ею роли гласности, – не довели результатов расследования до публичности. Слиозберг пишет, что центральные власти даже не сделали «попыток оправдаться от обвинения в допущении погромов»[665]. (Но ведь обвиняли правительство, как мы видели, и в нарочитом поджигании, и в руководстве погромами. Нелепо начинать с доказательства, что ты не преступник.)

А – не всем хотелось поверить в подстрекательство от революционеров. Вот вспоминает еврей-мемуарист из Минска: для евреев Александр II не был «Освободителем» – он не уничтожил черты оседлости, и всё же евреи искренно горевали при его смерти, однако и ни одного дурного слова не выговаривая против революционеров, с уважением о них, что ими двигали героизм и чистота помыслов. И при весенне-летних погромах 1881 года никак не верили, что подстрекали к ним социалисты: это всё – от нового царя и его правительства. «Правительство желает погромов, оно должно иметь козла отпущения». И когда потом уже достоверные свидетели с Юга точно подтверждали, что то подстраивали социалисты, – продолжали верить, что это вина правительства[666]

.

Однако к началу XX века тщательные авторы уже признавали: «В печати имеются сведения об участии в погромах отдельных членов партии Народной Воли, но размеры этого участия ещё не выяснены… Судя по партийному органу, члены партии считали погромы соответствующими видам революционного движения; предполагалось, что погромы приучают народ к революционным выступлениям»[667]; «что движение, которое легче всего было направить против евреев, в своём дальнейшем развитии обрушится на дворян и чиновников. В соответствии с этим были приготовлены прокламации, призывавшие к нападению на евреев»[668]

. Сегодня-то об этом как общеизвестном уже говорится бегло: «активная пропаганда народников (как членов „Народной Воли“, так и „Чёрного Передела“), готовых поднять народное движение на какой угодно почве, в том числе и антисемитской»[669].

Из эмиграции тогда приветствовал начавшиеся погромы и неуёмный Ткачёв, предшественник Ленина по заговорной тактике.

Народовольцы (и ослабшие «чернопередельцы») и не могли долго ждать после того, как убийство царя не вызвало предвидимой и ожидаемой ими мгновенной всеобщей революции. При той растерянности умов, какая возникла в народной массе после убийства царя-Освободителя, – не слишком-то большой и толчок требовался, чтобы шатание умов переклонилось в какую-то сторону.

При общей тогда непросвещённости этот переклон мог, вероятно, произойти по-разному. (Например, в те недели было и такое народное толкование, что царь убит дворянами в месть за освобождение крестьян.) На Украине существовали и мотивы противоеврейские. Первые движения весной 1881 ещё, возможно, предвосхитили умысел народовольцев – но тут же и надоумили, в какую сторону следует дуть. Пошло против евреев – так не отстать от народа! движение из недр масс – как же не использовать? Бей евреев, а там доберёмся и до помещиков! И неудавшиеся погромы в Одессе и Екатеринославе скорее всего раздувались уже народниками. А движение погромщиков именно вдоль железных дорог и участие в погромах именно железнодорожных рабочих – позволяет предположить подстрекательство легкоподвижных агитаторов, особенно с этим возбуждающим слухом, что «скрывают приказ царя»: за убийство его отца бить именно евреев. (Прокурор одесской судебной палаты так и выделил, «что, совершая еврейские погромы, народ был вполне убеждён в законности своих действий, твёрдо веруя в существование Царского указа, разрешающего и даже предписывающего истребление еврейского имущества»[670]. И, по Гессену, тут действовало «укоренившееся в народе сознание, что еврей стоит вне закона, что власть не может выступить против народа, защищая еврея»[671]. Это – призрачное – представление и хотели использовать народовольцы.)