Двести лет вместе. Часть первая

Только один этот быстрый численный рост, без всех остальных сопутствующих особенностей еврейского вопроса, – уже ставил перед Россией большую государственную проблему. – И тут необходимо, как и всегда во всяком вопросе, постараться понять обе точки зрения. При таком экстра-росте российского еврейства – всё настоятельнее сталкивались две национальные нужды. Нужда евреев (и свойство их динамичной трёхтысячелетней жизни): как; можно шире расселиться среди иноплеменников, чтобы как можно большему числу евреев было бы доступно заниматься торговлей, посредничеством и производством (затем – и иметь простор в культуре окружающего населения). – А нужда русских, в оценке правительства, была: удержать нерв своей хозяйственной (затем – и культурной) жизни, развивать её самим.

Одновременно же со всеми этими частными полегчаниями для евреев, не забудем, по России ступали одна за другой и всеобщие освободительные реформы Александра II, тем расширяя свою сень и на евреев. Например, в 1863 была отменена подушная подать с городского населения, а значит – и с главной части еврейской массы, остались только земские повинности, евреи покрывали их из коробочного сбора[452].

Но как раз самая крупная из тех александровских реформ, самая исторически значимая, поворотный пункт в русской истории – освобождение крестьян, отмена крепостного права в 1861, – оказалась для российских евреев весьма невыгодной, а для многих и разорительной. «Общие социально-экономические перемены, происшедшие в связи с отменой крепостной зависимости крестьян… значительно ухудшили в тот переходный период материальное положение широких еврейских масс»[453]

. – Социальная перемена была в том, что переставал существовать многомиллионный, бесправный и лишённый подвижности класс крестьянства, отчего падало в сравнительном уровне значение личной свободы евреев. А

экономическая – в том, что «освобождённый от зависимости крестьянин… стал меньше нуждаться в услугах еврея», то есть освободился от строгого запрета вести и весь сбыт своих продуктов и покупку товаров – иначе чем через назначенного посредника (в западных губерниях почти всегда еврея). И в том, что помещики, лишившись дарового крепостного труда, теперь, чтобы не разориться, «были вынуждены лично заняться своим хозяйством, в котором ранее видная роль принадлежала евреям как арендаторам и посредникам в многообразных торгово-промышленных делах»[454]

.

Отметим, что вводившийся в те годы поземельный кредит вытеснял еврея «как организатора финансовой основы помещичьего быта»[455]. Развитие потребительных и кредитных ассоциаций вело к «освобождению народа от тирании ростовщичества»[456].

Интеллигентный современник передаёт нам в связи с этим тогдашние еврейские настроения. Хотя евреям открыт доступ к государственной службе и к свободным профессиям, хотя «расширены… промышленные права» евреев, и «больше средств к образованию»; и «чувствуется… в каждом… уголку» «сближение… между еврейским и христианским населением»; хотя остающиеся «ограничения… далеко не соблюдаются на практике с таким рвением», и «исполнители закона относятся теперь с гораздо большим уважением к еврейскому населению», – однако положение евреев в России «в настоящее время… в высшей степени печальное», евреи «не без основания сожалеют» о «добром старом времени», везде в черте оседлости слышатся «сожаления[евреев] о прошедшем». Ибо при крепостном праве имело место «необыкновенное развитие посредничества», ленивый помещик без «еврея-торгаша и фактора» не мог сделать шагу, и забитый крестьянин тоже не мог обойтись без него: только через него продавал урожай, у него брал и взаймы. «Промышленный класс» еврейский «извлекал прежде огромные выгоды из беспомощности, расточительности и непрактичности землевладельцев», а теперь помещик схватился всё делать сам. Также и крестьянин стал «менее уступчив и боязлив», часто и сам достигает оптовых торговцев, меньше пьёт, и это «естественно отзывается вредно на торговле питьями, которой питается огромное число евреев». И автор заключает пожеланием, чтобы евреи, как и случилось в Европе, «примкнули к производительным классам и вовсе не оказались излишними в народной экономии»[457].