Двое могут хранить секрет

– Ты еще думаешь о нем? – спрашивает Эзра. – Дейзи же сказала тебе вчера вечером, что офицер Родригес не устраивал сцен на похоронах Лейси. Бабуля это подтвердила. Не знаю, зачем Сейди придумала, что он это сделал, если это неправда, но что бы ей там ни привиделось, можно по меньшей мере истолковать по-разному. А кроме этого, что еще числится за данным парнем? Плохая фотография в альбоме выпускников? Может, ты дашь ему шанс?

Я выпрямляюсь и отряхиваю джинсы.

– Может, ты и прав. Идем.

– А? – Эзра, прищурившись, смотрит на меня. – Я не имел в виду сейчас.

– Почему нет? Бабуля же твердит, чтобы мы отнесли ему те коробки, так? Чтобы он мог сложить вещи до продажи дома? Давай сделаем это сейчас. Может, сумеем выяснить у него, как продвигается расследование.

Мы оставляем садовые инструменты на лужайке и идем в дом. Бабуля наверху вытирает пыль. Взяв в полуподвале пару дюжин сложенных картонных коробок. Мы кричим ей о своих планах, и она не возражает.

Эзра подхватывает большую часть коробок, я беру остальные и направляюсь за ним по широкой грунтовой дороге, которая ведет к дому Родригесов. Это темно-коричневый коттедж, меньше других соседних домов и отстоит далеко от дороги. Я никогда раньше не видела его вблизи. На фасадных окнах висят ярко-синие цветочные ящики, но все в них кажется увядшим несколько месяцев назад.

Офицер Родригес открывает через несколько секунд после звонка Эзры в дверь. Он не в форме, а в синей футболке и спортивных штанах, а его волосы сильно нуждаются в стрижке.

– А, привет, – произносит он, распахивая дверь. – Нора говорила, что пришлет вас. Вы очень вовремя. Как раз сейчас я забираю вещи из гостиной.

Он не приглашает нас войти, но я все равно вхожу внутрь.

– Вы переезжаете? – спрашиваю я, надеясь поддержать беседу. Оказавшись в доме Родригесов, я еще больше заинтересовываюсь этим человеком.

Офицер Родригес забирает у нас коробки и ставит у стены.

– Постепенно. После смерти отца этот дом стал слишком велик для одного человека, понимаете? Но спешки нет. Сначала надо понять, куда переезжать. – Он чешет в затылке. – Хотите чего-нибудь попить, ребята? Может, воды?

– А у вас есть кофе? – спрашивает Эзра.

Офицер Родригес нерешительно смотрит на нас.

– А вам можно?

– Ну, мы же всего на пять лет моложе вас, – замечает Эзра. – И это всего лишь кофе. Я же не денатурат у вас прошу.

Я фыркаю, сообразив, что Эзра, должно быть, вполне уверенно чувствует себя с офицером Родригесом, чтобы так его подкалывать. Обычно он не подначивает в открытую представителей власти, даже в шутку.

Офицер Родригес робко улыбается.

– Ну, бабушка у вас строгая. Но – да, я только что сделал кофе.

Он поворачивается, и мы идем за ним на кухню с мебелью горчичного цвета и старомодными обоями в цветочек. Офицер Родригес достает из шкафа кружки и роется в ящике в поисках ложек.

Я прислоняюсь к столу.

– Нам интересно… э… как продвигается расследование насчет Брук, – говорю я, ощущая привычную тяжесть в груди. В некоторые дни, как, например, вчера, я бываю настолько занята, что забываю, как с каждым часом остается все меньше и меньше надежды, что Брук вернется домой целая и невредимая. – Есть новости?

– Мне нечего вам сказать, – более деловым тоном отвечает офицер Родригес. – Простите. Я знаю, вам тяжело, вы ведь видели ее как раз перед исчезновением.

Похоже, он говорит искренне. И в момент, когда он наливает дымящийся кофе в кружку со снеговиком и подает мне, он кажется таким приятным и честным, что я начинаю сожалеть, что не захватила с собой квитанцию на ремонт автомобиля.

Разве что я до сих пор мало что о нем знаю. Совсем немного.

– Как ее семья? – спрашивает Эзра, садясь на стул. Перед ним на столе лежит монетка, и он начинает запускать ее, как юлу.

– Ожидаемо. Страшно переживают. Но они одобряют все, что было предпринято, – говорит офицер Родригес. Он идет к холодильнику, открывает его и переставляет что-то внутри. – Вы, ребята, с молоком пьете? Или пополам с молоком и сливками?

– Без разницы, – отвечает Эзра, ловя вращающуюся монетку двумя пальцами.

Я всматриваюсь в примыкающую гостиную, где над камином висит огромная фотография трех маленьких детей.

– Это вы в детстве? – спрашиваю я.

Поскольку своих фотографий у меня очень мало, семейные снимки для меня, как кошачья мята для кота. Я всегда считала, что они могут многое сказать о человеке, которому принадлежат, поэтому, вероятно, Сейди так их ненавидит. Она не любит, чтобы ей заглядывали в душу.

Офицер Родригес все стоит спиной ко мне.

– Что?

– Фотография у вас над камином.

Я ставлю кружку на стол и иду в гостиную, чтобы рассмотреть снимок поближе. Каминная полка заставлена другими фотографиями, но меня притягивает тройная рамка, в которой, похоже, выпускные школьные снимки.

– Не надо… – окликает меня офицер Родригес, и позади меня что-то падает. Оборачиваясь я вижу, что он зацепился за кушетку, а мой взгляд попутно скользит по фотографии Эзры.

Подождите. Нет. Этого не может быть.