Двойная игра

Я накормила малыша и уложила в постель. Пока я убаюкивала его под сказку о принце, который жил в колокольчике, Йохен в соседней комнате снимал картины, чтобы на освободившиеся гвозди натянуть антенну. Я собрала ужин, но мы так и не притронулись ни к хлебу, ни к колбасе, ни к сыру, потому что рядом лежала радиостанция. Мы должны были быть готовы к тому, что может нагрянуть нежданный гость, которого придется впустить в квартиру. Правда, во время сеансов радиосвязи мы отключали звонок в передней. Мы любили смотреть на пляску огней на товарной станции, тем не менее задергивали шторы. Я снова и снова твердила себе, что смысл нашей тайной деятельности состоит в том, чтобы раскрывать тайное. Однако напряжение не покидало меня, что объяснялось только противоречием между нашей повседневной жизнью и необычной деятельностью по вечерам.

Да я ли это, надомница и домашняя хозяйка, на которую вдруг возложили секретную миссию составлять пятизначные колонки из цифр? Да, трижды да! Именно необычность нашей деятельности позволила мне снова распознать прекрасное в обыденности жизни. Йохен сидел рядом со мной, и это было главным. Если он молчал, то это было красноречивое молчание. Если смотрел на меня, ему уже не надо было скрывать светившуюся в его глазах любовь. Если он прикасался ко мне, то это не было случайностью. Какой бы необычной ни казалась мне моя новая работа, она все же помогала нам избавиться от отчужденности. Недоверие и страх, безысходность и муки ожидания канули в прошлое. Теперь если мы ждали, то ждали вместе. И что с того, что ждали мы какого-то таинственного радиосигнала и что его посылало из непонятного, чужого нам мира существо, которое я никак не могла представить себе в виде человека, а только в виде бледной тени, неосязаемой и неуловимой? Для меня вначале важно было лишь одно — что я снова стала понимать, в чем смысл жизни.

Мы с Йохеном поженились очень молодыми. До сих пор помню, как мы веселились и дурачились по дороге в загс. Моя любовь казалась мне безграничной и совершенной, и я считала ужасной нелепостью, что какой-то работник загса должен удостоверять и скреплять ее печатями, произнося при этом напутственные слова. Вся процедура представлялась мне сплошным фарсом. Слово «да» слетело с моих губ легко, словно шутка. Для нас обоих это была первая любовь, и мы уже так много знали друг о друге, что были уверены: она останется для нас единственной. Так какое отношение к этому имели посторонние люди, перед которыми нам пришлось клясться в нашей любви?

Потом наступил момент, когда от меня во второй раз потребовали сказать «да», причем, казалось бы, в ситуации, которая к любви не имела никакого отношения, но я-то понимала, насколько это серьезно, понимала, что обязана сказать «да» ради нашей семьи.

Это случилось в тот день, когда мы хоронили отца Йохена и когда нам стало ясно, что мы дошли до предела. Никогда не забуду, как Йохен подвел меня к человеку, который неожиданно появился из-за могил и все смотрел и смотрел на меня. Он как будто спрашивал меня о чем-то, но это я узнала только тогда, когда мы возвращались домой в его машине. Вопрос заключался в том, готова ли я разделить с Йохеном те тяготы и опасности, которые ему выпали. Ответ мне дался легко. Однако легкость эта не имела ничего общего с легкомыслием. Если ты одинок, тебя пугает даже малейшее дуновение ветерка. Но если рядом с тобой любимый, тебе даже бури не страшны. Во всяком случае, я человек именно такого склада. Испытания всегда внушали мне страх. А вопрос, который задал мне Вернер, когда мы втроем возвращались домой, был немалым испытанием. Однако страх у меня вдруг куда-то пропал и я почувствовала, что становлюсь сильнее. Для меня вопрос сводился к тому, способна ли я разделить с Йохеном его тайну и помочь ему хранить ее. Разве я могла колебаться? Ведь положительный ответ избавлял меня от несчастья.

В книге для шифрования имелось любопытное место, которое настраивало меня на размышления, хотя я ничего не понимала в самой игре: «Фишка, которая полностью лишена свободы и снимается с доски, подобна задушенному петлей. Оживить погибшую фишку невозможно. Фишка же, которая окружена противником и лишена возможности спастись бегством, но временно сохраняет некоторую свободу и остается на доске, подобна пленнику. Даже если в настоящий момент у нее нет шансов на побег, в будущем при правильном ведении борьбы она может вырваться из окружения с помощью свободных друзей. Последний случай можно охарактеризовать как «техническую» смерть в отличие от «чистой» смерти».

Значит, меня постигла только «техническая» смерть, но я сохраняла некоторую свободу. А остававшиеся на свободе друзья помогли мне спастись. В этом абзаце ключевыми словами были «ведение борьбы».