Двойная звезда

   Не бубнить у Андрея не получалось. Он гнал машину по ярко освещенной еще не совсем по-осеннему скупым, но уже и не таким щедрым, как летом, солнышком, Москве, и потихоньку ворчал себе под нос все, что думал в эту минуту об экстрасенсорше, хиромантке, Ритке, а заодно и Янке. Ветер лениво бросал под ноги прохожим и под колеса машин полуумершую листву ясеней и кленов, дубов и тополей. Грустные листья перемешались в предсмертной пляске, обреченно забавляясь цветовыми хороводами - желтый листик ласково прильнул к зеленому, огненно-рыжий прижался, как к родному, к малиновому, в надежде, что вместе все-таки не так страшно, и медленно кружась, падали в небытие. Виктор смотрел на прощальный танец листвы из окна машины и думал о своем. Неужели и ему совсем скоро придется вот так же отправляться в последний путь? Только, в отличие от листьев, ему не к кому будет прижаться, и весь страшный путь предстоит проделать в гордом одиночестве.

   Андрей продолжал возмущенно бубнить себе под нос, но Виктор словно и не слышал друга. В его голове проносились какие-то смутные, неясные воспоминания. Что-то далекое крутилось в памяти, он все пытался сформировать отдельные обрывки в нечто целое, но мысли все ускользали и ускользали, словно никак не хотели показываться на свет божий после многолетнего отлеживания в самом труднодоступном месте архива памяти. Потом, словно яркие кусочки стеклышек из детской мозаики, начала складываться картинка...

   ...Каждое лето Витя отдыхал в пионерском лагере "Автомобилист". Знал, что называется, не только каждый закоулочек, но и каждый камешек, и каждый корень старых деревьев, разросшихся так, что росли уже не вглубь, а вверх, частенько устраивая корявыми узловатыми путами ловушки на тропинках невнимательным ребятишкам. Витя любил этот лагерь. Бабушек-дедушек где-нибудь в Подмосковье у него не было, из всего набора родственников, кроме, конечно, мамы с папой, была одна только бабушка, да и та жила тут же, в Москве, практически по соседству с семьей дочери. Так что выезжать на лето из пыльного города маленькому Вите было совершенно некуда, а денег для того, чтобы снять дачу, семья не имела. А потому с самого малолетства, с шести лет, Витя и отдыхал в "Автомобилисте", и очень хорошо себя в нем чувствовал. Раньше...

   В том же году, когда ему исполнилось двенадцать, все изменилось. Дело в том, что в своем третьем отряде Витя оказался вдруг самым маленьким. Даже девчонки и то все были выше его ростом. И посыпались в его сторону насмешки. Щедро посыпались. Его называли с подчеркнутой, издевательской жалостью: "Бе-едненький наш, ма-а-аленький", а девчонки, юные стервочки, не удовлетворяясь такими издевками, так и норовили погладить его по головушке, словно пятилетнего малыша. Анекдоты при нем рассказывать-то рассказывали, но непременно ойкнув артистично: "Ах, что вы, разве можно такое при ребенке говорить?!" И хохотали не столько над анекдотом, сколько над маленьким Витей. Тот никогда не считал себя чем-либо хуже других, и к такому подлому к себе отношению со стороны окружающих не привык, был всегда со всеми на равных. Но тут, как на грех, подобралась такая компания, что никак ему не удавалось поставить на место зарвавшихся ровесников. И, какие бы попытки защититься от нападок не предпринимал Витя, итогом их всегда оказывался только хохот окружающих: "Смотрите-ка, он еще и рыпается!" В общем, лето прошло ужасно, и воспоминания о нем Витя спрятал подальше от самого себя, уж больно неприятными они были. Но теперь, спустя столько лет, вспомнил. Но не из-за унижений и обид. Разбередила память одна фраза, быть может, не фраза даже, ведь Виктор не помнил досконально слова из далекого детства. А вот смысл показался таким знакомым...

   В их отряде была девочка Таня. Довольно рослая, крупная даже среди представительниц более старших отрядов, она, несмотря на данное обстоятельство, не только никогда не подвергалась насмешкам, но даже пользовалась существенным авторитетом в отряде. Нет, мальчишки не писали ей записочек, не приглашали танцевать на дискотеках. Но к ее мнению прислушивались. Причиной тому было редкое ее умение гадать по руке. Уж откуда взялось у нее такое умение - неведомо, но погадать к ней приходили не только девчонки из их лагеря, но и из соседнего "Ореона". В их же третьем отряде оставалась только одна рука, не охваченная до сих пор юной гадалкой. И однажды она решила исправить сие упущение.

   Витя, как мог, отбрехивался, пытался оттолкнуть "гадалку", да та была чуть не в два раза больше его, и сопротивление было сломлено почти мгновенно. Таня локтем прижала его руку к своему полному бедру и начала разглядывать ладонь. Долго вертела, выискивая одной ей ведомые знаки, потом перевернула и стала разглядывать тыльную сторону. Вот там и нашла нечто для себя интересное, изрекла:

   - А ты, оказывается, уникум, Иванцов! Смотри, какая метка у тебя имеется, - и она ткнула толстым пальцем в точку рядом с углублением между большим и указательным пальцем.