Эти жандармы были мне не знакомы. Новенькие? Устроить шум? Показать силу?
— Вот, — достал из куртки слегка промокшую папку, — мои документы. Я барон Павел Александрович Магинский. Земельный аристократ и… — порылся в бумагах, капли с рукава падали на листы. — А, нашёл. Это подтверждает, что я глава рода. А вот эти каракули от капитана Дрозда, чтобы вы отдали мне Витаса Лейпниша, если его уже вернули.
Жандарм схватил бумаги и шмыгнул за входную дверь. Вернулся быстро, вытянулся в струнку:
— Приношу свои извинения, Павел Александрович! — поклон вышел немного суетливым. — Простите, что не признал вас. Я уже послал за вашим человеком.
— Благодарю, — кивнул я и отошёл под навес.
Забрал папку и спрятал под куртку. Усталость накатывала волнами, в висках стучало. То ли рана от мёртвого клинка давала о себе знать, то ли сытный ужин разморил. Глаза слипались.
— Повезло тебе, Аркаш, — донёсся приглушённый голос второго жандарма. — Он мог бы и в морду съездить. Земельный барон, да ещё знакомый капитана. Это тебе…
— Да знаю я! — огрызнулся проверявший документы. — Сам не пойму, чего он такой сдержанный был, когда я его за простолюдина принял.
Я усмехнулся, привалившись к холодной стене. Власть, как хороший клинок, — нужно знать, когда обнажать.
Желудок приятно согревало вино, в голове плыл лёгкий туман. Сейчас бы мягкую постель и пару-тройку красоток… И несколько ночей отдыха.
Скрипнула дверь, на крыльцо вышел Витас.
— Господин! — он подбежал, расплёскивая лужи. — Вы в порядке? После дуэли…
— С этим ещё разбираюсь, — капли стекали мне за воротник, вызывая дрожь. — Ты сам как? Небось развязал язык на допросе?
— Что⁈ Да я!.. Как вы смеете? — Лейпниш побагровел.
— Будем считать, что нет, — кивнул я, борясь с зевотой. — Завтра расскажешь. Пойдём, там нас Альберт Красивый ждёт.
— Кто? — Витас уставился на меня, словно на умалишённого.
— Боров, — хмыкнул я.
— Его так зовут?
— По крайней мере, так он представился.
В грузовике с открытым окном сидел довольный Альберт. Его усы блестели от влаги, между пальцами тлела самокрутка. Дым смешивался с дождём.
— Павел Александрович! — Боров выпрыгнул из кабины. Грузовик качнуло, как при землетрясении.
— Поехали, — махнул я рукой. — Спать хочу.
— Конечно-конечно! — засеменил он.
Альберт дёрнул на себя дверь, чтобы открыть её передо мной. Металл натужно заскрипел от силы, которую вложили в действие. Кажется, ручка немного помялась под лапой этого гиганта.
Я забрался в кабину, Витас примостился рядом. Боров снова крутил рукоятку, пытаясь завести своего железного монстра. Капли дождя барабанили по крыше, убаюкивая. Глаза закрывались сами собой.
Мотор, наконец, заревел. Когда Альберт втиснулся в кабину, машину ощутимо перекосило в его сторону. Он нажал на газ, и колёса зашуршали по мокрой мостовой.
Сознание уплывало. Сквозь дрёму до меня доносился басовитый голос Борова, расписывающего свой «отпуск». Он навестил какую-то Люську, подругу детства. Её готовка, видимо, произвела на великана неизгладимое впечатление.
— Жопа у неё что надо! — громыхал Альберт, пробиваясь сквозь шум дождя и мотора. — Схватишься… Трясётся, как холодец. А сиськи, словно арбузы спелые! Такие мягкие и сладкие.
Я приоткрыл один глаз. Витас на удивление внимательно слушал любовные похождения нашего кузнеца, время от времени согласно кивая. Свет редких фонарей выхватывал из темноты их силуэты.
— Таких ладных баб мало, — продолжал Боров, его очки запотели от влажного воздуха. — И жрать готовит, и дома чистота. Муж вот недавно помер, грустит она. А я редко приезжаю. Но зато метко!
Кузов затрясло от его раскатистого хохота, и машина опасно вильнула.
— Так пригласи её к нам в род, раз она хорошая повариха, — предложил Витас, хватаясь за приборную панель. — И тебе, и ей хорошо. Под боком будет.
— А можно? — в голосе Альберта прорезались детские нотки, совершенно неуместные для его габаритов.
— Спроси у Павла Александровича.
— Господин! — огромная ладонь легла мне на плечо.
— Дурак? Не видишь, человек спит? — зашипел Витас. — Господин за последние дни столько всего сделал. Вообще удивляюсь, как на ногах держится.
Сквозь полуопущенные веки я видел, как Боров виновато убрал руку. Его массивная фигура ссутулилась, очки снова сползли на кончик носа.
— А когда тогда спросить? — пробасил он тихо, словно нашкодивший медведь. Грузовик подпрыгнул на очередной выбоине, и его голос дрогнул.
— Завтра. Или я могу сам, — Лейпниш потянулся, устраиваясь поудобнее.
— Пожалуйста, — произнёс Альберт Красивый таким жалостливым голоском, что мурашки побежали по коже. От его тона даже сквозь дремоту захотелось выпрыгнуть из кабины в дождь.
Машина продолжала раскачиваться на ухабах, как лодка в шторм. Капли всё так же барабанили по крыше, создавая убаюкивающий ритм. Где-то вдалеке прогремел гром, и молния на мгновение осветила дорогу.
Сквозь сон до меня доносились обрывки разговора. Витас расспрашивал про кузницу, Боров что-то рассказывал о новых клинках. Его бас смешивался с шумом мотора, превращаясь в монотонное гудение.