Двойной заговор. Сталин и Гитлер: несостоявшиеся путчи [с иллюстрациями]

Ну, едва ли Сталина волновала реакция историков. До их суда надо было еще дожить. Что же касается речи… то у нас есть версия, почему она была такой странной и откуда вообще взялись эти обвинения. Для этого надо только отрешиться от исторического взгляда, взгляда с высоты птичьего полета, перенестись в 1937 год и взглянуть на речь несколько с иной точки зрения. Не что в ней содержится — а перед кем и зачем она была произнесена. И оказывается, что не так уж она и абсурдна, наоборот, все четко, логично и все преследует определенные цели. Наша версия — что мы имеем перед собой не секретную речь для узкого круга допущенных к конфиденциальной информации лиц, а колоссальную дезу.

Итак, предположим, что наша версия правильна, и правительство и верные ему люди только что нащупали, наконец, заговор в РККА и предприняли первые шаги по его ликвидации. До самых майских арестов они не знали его настоящих размеров. Но вот арестованные заговорили, и, когда стали вырисовываться подлинные размеры заговора, Сталин и его команда должны были за голову схватиться от ужаса. Оказалось, что они прихватили только верхушку заговорщиков, а основная их масса осталась невредимой, и сразу обезвредить ее было невозможно, тем более что и НКВД, как оказалось, ненадежно. Но осиное гнездо уже разворошили — и как теперь сделать, чтоб потревоженные осы не закусали их до смерти?

Чего они должны были ожидать? Что оставшиеся на свободе заговорщики, едва опомнившись от шока, неминуемо выступят, выступят немедленно и с теми силами, которые у них есть. Уж коль скоро спецслужбы захватили столько народу, они размотают всю организацию — это дело нескольких месяцев хороших допросов. Заговорщики загнаны в угол, терять им нечего, и они смертельно опасны.

Сталину надо было любой ценой предотвратить немедленное выступление. Для этого следовало как-то успокоить уцелевших заговорщиков, внушить, что оставшимся на свободе опасаться нечего, их никто не подозревает, и они вполне могут позволить себе несколько месяцев передышки, чтобы залечить раны, перегруппироваться, а потом уже ударить. Надо было сбить их с толку, посеять внутри них раздор и взаимные подозрения. В результате — выиграть время, за которое Ежов, сменивший арестованного Ягоду, и его люди успели бы подготовиться и одним ударом ликвидировать весь заговор. Кто были его враги, он знал не до конца. Кое-кого знал, кое-кого предполагал, а многих и предполагать не мог. Поэтому он собрал всю армейскую верхушку в расчете, что информация разойдется по всей РККА и до кого надо, до того дойдет.

Времени обсуждать, советоваться, разрабатывать какие-то суперпланы у Сталина просто не было. Положение отчаянное. И тогда он ухватился за первую попавшуюся мысль, использовав стандартное обвинение в связях с немецкими и японскими фашистами. План был прост и примитивен, однако сработал, как нередко срабатывают простые и примитивные планы.

Именно эту цель — предотвратить выступление — и преследовало выступление Сталина на Военном совете. При ближайшем рассмотрении видно, что его речь — это не информирование, это заклинание. Все арестованные — шпионы, они завербованы германским рейхсвером, действовали по его указке, и правительство в это верит. Почему избрана именно сказка о шпионаже? Тому есть очень простое объяснение. Шпионская организация, в отличие от «военной партии», «военной оппозиции», не может быть большой. По этому делу уже арестовано 300―400 человек. Значит, если правительство считает организацию шпионской, есть все основания думать, что этим все дело и ограничится, арестов больше не будет. А кроме того, такое обвинение вбивает клин между самими заговорщиками. Одни из них, более честные, чем прочие, для которых планы убийства Сталина мыслились как спасение Родины, а сотрудничество с немцами невозможно, должны были с отвращением отшатнуться от шпионов. Другие были бы озадачены, сбиты с толку. Третьи задумались о деньгах, которые арестованные наверняка получали за шпионаж — и не делились. Нет, это был хороший ход…