Двойной заговор. Сталин и Гитлер: несостоявшиеся путчи [с иллюстрациями]

По старой большевистской привычке оппозиционеры пошли в народ. В Москве и Ленинграде они устраивали тайные собрания на квартирах рабочих. По возможностям квартир, туда приходило от нескольких десятков до полутора-двух сотен человек. Собрания были полуконспиративными, однако представители ЦКК и ОГПУ прекрасно знали о сходках, нередко даже являлись туда с требованием разойтись. Обычно их посылали подальше и продолжали работу. На подобных собраниях перебывало около 20 тысяч человек.

Тогда ЦК, в свою очередь, тоже обратился к рабочим, призвав разгонять собрания силой. Обстановка стала как-то уж очень напоминать 1905 год. Михаил Нильский вспоминает о тех незабываемых днях 1927 года: «Маленков… организовал многочисленные шайки из партийно-комсомольского хулиганья. Специально натасканные Маленковым и снабженные палками, камнями, старыми галошами, тухлыми яйцами и т. д., эти шайки, именуя себя „рабочими дружинами“, срывали дискуссионные собрания, забрасывали выступавших оппозиционеров камнями, галошами и т. д., разгоняли их собрания, орудуя палками…» Маленковские отряды получили кличку СББ — «сталинские батальоны башибузуков» (в них, кстати, начинали свою карьеру многие будущие чекисты, в частности Леонид Райхман). Оппозиционеры, естественно, не оставались в долгу у «рабочих дружин», и, когда оппозиция организовывала свои демонстрации, стычки превращались в настоящие побоища. Так что партдискуссия была веселой.

Кстати, метод дружин применялся достаточно широко, когда надо было разобраться с недовольством в рабочей среде. Хрущев вспоминает, что, когда на тридцатом авиационном заводе возникли какие-то волнения, Сталин ему сказал: «Надо организовать здоровых рабочих, пусть они возьмут дубинки и, когда кончится рабочий день, этих евреев побьют». Так что далеко не все проблемы инакомыслия решались с помощью ОГПУ.

Ничего особо выдающегося в таком стиле политических взаимоотношений не было. В куда более воспитанной и флегматичной Западной Европе разборки коммунистов с социал-демократами и фашистами часто принимали форму потасовок, где с обеих сторон бывали и раненые, и убитые. У нас все-таки не убивали…

После XV съезда троцкизм был поставлен в партии «вне закона». В 1928 году режим в стране был еще не так суров, чтобы не только расстреливать, но даже арестовывать оппозиционеров. Максимальная мера, которую применяли к нераскаявшимся, — ссылка. Привычные к такой жизни старые большевики, будучи сосланными, привычно объединялись в политические кружки, вербовали сторонников из числа местных жителей, вели активнейшую переписку с другими колониями. Для наиболее важных сообщений организовали секретную почту.

Их оставшиеся на свободе единомышленники занялись созданием подпольных групп. В эти группы принимались только коммунисты как не подписавшие, так и подписавшие отречение. Кстати, многие из «отрекшихся», старые революционеры и опытные конспираторы, заявляли о разрыве с оппозицией чисто формально, чтобы иметь больше возможностей тайно на свободе продолжать борьбу. Трещина расколола партию сверху донизу, тайные оппозиционеры были во всех органах государственной власти. Даже в верхушке партаппарата и ОГПУ попадались их агенты.

Подпольщики печатали и распространяли среди рабочих прокламации с обращениями и статьями лидеров оппозиции. Широчайшее хождение, частично в среде рабочих, а в основном, конечно, среди интеллигенции, имел троцкистский «самиздат». Троцкистов можно найти во главе забастовок, которыми в то время часто завершался процесс заключения коллективных договоров на заводах. Они создали свой собственный Красный крест, собирали средства для помощи уволенным и высланным товарищам.

Во главе этого сопротивления стоял сам партийный скандалист номер один — Троцкий. Начиная с апреля 1928 года он за семь месяцев отправил из Алма-Аты 550 телеграмм и 800 писем, получил около тысячи писем и 700 телеграмм (большая часть их была коллективными). Деятельность троцкистов все более становилась уже не политической, а откровенно антиправительственной. С ними надо было что-то делать, и в первую очередь нейтрализовать их вождя.

Левые сами это понимали. В 1928 году, отчасти опасаясь за жизнь вождя, а еще больше, пожалуй, в рекламных целях, они выпустили листовку: «Если товарища Троцкого попытаются убить, за него отомстят… Возлагаем личную ответственность за его безопасность на всех членов Политбюро…» (А как бы повело себя нынешнее ФСБ, начни анпиловцы или зюгановцы разбрасывать листовки такого содержания.)

Героического самопожертвования не понадобилось, к Троцкому применили другую меру пресечения: его выслали за пределы СССР, за «железный занавес». Высылка, состоявшаяся в конце января 1929 года, действительно затруднила ему руководство оппозицией.

Многие группы ушли в «свободное плавание».