И снова возникает все тот же вопрос, что и в случае Нидермайера: что выпытывали следователи НКВД у арестованных целых пять лет? Есть ли связь между восстаниями в лагерях в 1942―1943 годах и работой бессоновского «Центра»? Кстати, тот факт, что среди офицеров РККА предательство было не исключением, а массовым явлением, заставляет еще раз задуматься о лжи и правде московских процессов…
В середине 20-х годов в исправительно-трудовых учреждениях содержалось менее 100 тысяч заключенных, из них — всего несколько тысяч «политических». На 1 мая 1930 года в лагерях НКВД было уже 171,3 тыс. человек, а в лагерях ОГПУ — около 100 тыс. В 1930 году было организовано Управление лагерями ОГПУ. В 1931 году оно было переименовано в ГУЛАГ.
На 1 января 1934 года в лагерях ГУЛАГа сидело 510,3 тыс. человек (из них 135,2 «политических»). На 1 января 1935 года — 725,5 тыс. (118,3 тыс.); на 1 января 1936 года — 839,4 тыс. (105,4 тыс.) и на 1 января 1937 года — 820,9 тыс. (104,8 тыс.). Изменился и состав политзаключенных. В начале 30-х годов это были в основном, участники «кулацких» восстаний. Затем их сменили оппозиционеры, реальные и вымышленные.
Кроме общепринятых версий о глубинных причинах «большой чистки» (точнее, об отсутствии этих самых глубинных причин, ибо оба объяснения — как то, что все репрессированные были сплошь «врагами народа», повинными в преступлениях против конкретных статей Уголовного кодекса, так и то, что все объясняется чисто сталинской злой волей, чрезвычайно поверхностны), так вот, кроме общепринятых версий в последнее время формируется еще одна. Как убийство Кирова послужило спусковым крючком для репрессий по отношению к людям, ни к какому Николаеву никогда отношения не имевшим, зато имевшим отношение к оппозиции, так и военный заговор, который мог быть вполне реальным, послужил поводом «разобраться» с людьми, которые к тому времени стали серьезной помехой в государственном строительстве. Что же это было за строительство и что это были за люди?
Наиболее полно, как мы считаем, эти идеи, которые буквально носятся в воздухе, сформулировал и изложил русский современный историк Вадим Кожинов в своей книге «Россия. Век XX. 1901―1939». Он считает, что причиной, почему все было именно так, а не иначе послужили в основном два фактора. Первый из них — объективная необходимость изменения внутренней политики.
Близилась война. И чем больше она нависала над порогом, тем очевидней становилось, что большевистская, интернациональная идеология неспособна сплотить людей, что они не пойдут в бой «за власть Советов». Надо было искать другие идеи, другие слова. И Сталин, со свойственным ему умением быстро принимать решения и претворять их в жизнь, нашел эту идеологию, чем до глубины души возмутил старых революционеров и в первую очередь Льва Давыдовича Троцкого. В книге «Преданная революция» последний обличает правительство СССР ни больше ни меньше, чем в предательстве идеалов революции. «Вчерашние классовые враги успешно ассимилируются советским обществом… Правительство приступило к отмене ограничений, связанных с социальным происхождением!.. Торжественная реабилитация семьи, происходящая одновременно — какое провиденциальное совпадение! — с реабилитацией рубля… Трудно измерить глазом размах отступления… Азбука коммунизма объявлена „левацким загибом“… Тупые и черствые предрассудки малокультурного мещанства возрождены под именем новой морали». (Имеется в виду возврат к основным принципам семейной жизни. —
Во множестве примет видит Кожинов эту самую «контрреволюцию сверху». В запрете пьески Демьяна Бедного «Богатыри», где оный поэт задирает ножку на русскую историю. В новых фильмах. В отмене социальных ограничений. В разрешении елок. А причины тому были сугубо прагматические, ибо все революционное, большевистское, интернациональное к тому времени стало мешать государственному строительству. Да, люди приспособились жить с новыми идеями, но кто сказал, что они станут за эти идеи умирать?