Двойной заговор. Сталин и Гитлер: несостоявшиеся путчи [с иллюстрациями]

В феврале 1936 года прошла серия арестов. У одного из арестованных был изъят архив Троцкого 1927 года. После этого Сталин, который давно уже был недоволен Ягодой, подключил к следствию Ежова. Столкнувшись еще в ходе расследования убийства Кирова, эти двое продолжали соперничать по-прежнему. Ягода попытался повторить маневр 1935 года, свести дело к тому, что уже арестованные оппозиционеры — это и есть троцкистский актив. Но на сей раз не вышло. Ежов и Агранов продолжали дело, не советуясь с шефом НКВД. В мае арестовали Дрейцера, который работал тогда заместителем директора завода «Магнезит» в Челябинской области, и Пикеля, бывшего заведующего секретариатом Зиновьева. Ягода принимал следствие слишком близко к сердцу, что странно: мало ли народу прошло через НКВД, и до сих пор излишнего стремления к справедливости за ним не наблюдалось. Сохранились протоколы допросов, на которых рукой Ягоды написано: «чепуха», «ерунда», «не может быть» и т. п. Учитывая славу «липача», которая прочно к тому времени закрепилась за шефом НКВД, все это еще любопытней…

В середине июля в Москву для переследствия привезли из политизолятора Зиновьева и Каменева. Писатель Вадим Роговин приводит факты, касающиеся поведения старых большевиков по отношению как к Сталину, так и друг к другу. Это трудно читать, но не из-за жалости, не из-за сочувствия к арестованным, а совсем по другим причинам…

Зиновьев пишет Сталину: «В моей душе горит одно желание: доказать Вам, что я больше не враг. Нет того требования, которого я не исполнил бы, чтобы доказать это… Я дохожу до того, что подолгу пристально гляжу на Ваш и других членов Политбюро портреты в газетах с мыслью: родные, загляните же в мою душу, неужели же Вы не видите, что я не враг Ваш больше, что я Ваш душой и телом…»

Т. Глебова, жена Каменева, пишет ему в тюрьму и среди прочего рассказывает, что их семилетний сын, найдя игру, подаренную ему Зиновьевым, «буквально затрясся и побледнел: „Я выброшу ее, ведь ее подарил мне ненавистный человек“». Каменев в ответ пишет, что Зиновьев и его жена «для меня мертвые люди, как и для Волика, они мне „ненавистны“, и, вероятно, с большим основанием». Поскольку письма подлежали обязательному прочтению тюремщиками, неужели не ясно, для чего это все писалось?

Зиновьев и Каменев были основными фигурами на состоявшемся летом «Процессе 16-ти». Первая группа подсудимых включала одиннадцать старых большевиков, участвовавших в 1926―1927 годах в «объединенном оппозиционном блоке». Вторая — пятерых эмигрантов — молодых членов Германской компартии. Пятнадцать из них получили смертный приговор. «Демократическая общественность» и интеллигенция всего мира ломали головы над тем, как относиться к процессам, строя всевозможные догадки по поводу того, чем они были вызваны, как их понимать, что за ними стоит, имеет ли ко всему этому отношение Троцкий и пр. Сам Троцкий назвал процесс «величайшей фальшивкой в политической истории мира». А самое простое толкование происходящему дала итальянская фашистская газета «Мессаджеро»: «Старая гвардия Ленина расстреляна… Сталин был реалистом, и то, что его противники считали изменой идеалу, было только необходимой и неминуемой уступкой логике и жизни… Абстрактной программе всеобщей революции он противопоставляет пятилетку, создание армии, экономику, которая не отрицает индивидуума… Это было неминуемо — полиция вскрыла заговор и действовала силой, требуемой общественной безопасностью». Интересно, кто прав — Троцкий или итальянцы?

А самой омерзительной стороной процесса стала реакция на него бывших товарищей подсудимых по партии. Нет, не Сталина и сталинистов, а недавних троцкистов, таких, как Пятаков и Радек. «После чистого, свежего воздуха, которым дышит наша прекрасная, цветущая социалистическая страна, — писал Пятаков, — вдруг потянуло отвратительным смрадом мертвецкой. Люди, которые уже давно стали политическими трупами, разлагаясь и догнивая, отравляют воздух вокруг себя… Это люди, потерявшие последние черты человеческого облика. Их надо уничтожать, как падаль, заражающую чистый, бодрый воздух советской страны…» «Из зала суда… несет на весь мир трупным смрадом. Люди, поднявшие оружие против жизни любимых вождей пролетариата, должны уплатить головой за свою безмерную вину» — это уже Радек. Эти двое вскоре стали ключевыми фигурами следующего процесса.

Тюрьма и ссылка