Двоица

Глупая, вместо того чтобы принять таблетку и лечь, поехала в центр, встречалась с детективкой, наверняка наговорила ей не того. Так еще и при свидетелях. Все-таки колодца ей было не избежать, это ясно. Вершик уже думал дальше. Если она из колодца выползет живая, что с ней делать? Так оставлять нельзя, не в себе сестра. И вряд ли колодец ее вылечит. Тут он укорил себя за неверие. Сколько раз уже колодец спасал других, сколько раз перерождал. Сам Вершик в колодце бывал дважды и знал, что это страшно, нехорошо, но в конце концов очень нужно. Каждой душе нужно такое очищение. Ведь смысл колодца не в мучении, а в милосердии, которое человек ощущает, когда ему позволяют вернуться к жизни. Вот она, воля Божья. Вот она, свобода. Вершик знал, что недостаточно силен в Вере, чтобы, как другие, самому запираться в колодец, но знал также и то, что придет к такой Вере. Еще не сейчас, еще не сегодня, но однажды. Однажды он войдет в колодец сам, по своей воле, чтобы ощутить всеблагую Власть и душой и телом.

Утро пятницы началось с телефонного звонка. Мишка увидела время – одиннадцать часов дня – и вскочила, принялась лихорадочно одеваться. До прихода гостей оставалось всего семь часов, а бабушка всегда начинала готовиться за десять. Телефон снова зазвонил, и Мишка бросила на пол шорты, потянулась за телефоном.

– Алло? – спросила в трубку.

– Мишка? Это Миша, я что, тебя разбудил? – раздался в трубке голос дяди Миши.

– Нет, что вы, – сказала Мишка.

– Меня на «ты», Мишка, пожалуйста, – сказал дядя Миша. – Я хотел узнать, хочешь ли ты, чтобы Шура приехала к тебе пораньше и помогла с подготовкой вечера?

– Я справлюсь, – сказала Мишка, надеясь в душе, что он спросит еще раз.

– Давай она подъедет к четырем? – спросил дядя Миша.

– Хорошо, – сказала Мишка.

– Тебе продукты нужно купить, у тебя деньги есть? – спросил дядя Миша.

– Есть, – сказала Мишка.

– Ладно, – сказал дядя Миша. – Давай, я тебя вечером увижу.

Мишка попрощалась и бросила телефон на кровать. За несколько часов она привела квартиру в порядок, накрыла стол в гостиной и созвонилась с Шурой, которая уговорила ее заказать готовую еду, пироги, вместо того чтобы готовить все самой. Конечно, бабушка бы не стала так делать, но Мишка решила, что гости ее простят. Бабушкин список продуктов вообще не содержал ничего, кроме закусок, и Мишка предположила, что, возможно, бабушка и сама понимала, что приготовить ужин на десять человек у Мишки не выйдет.

Шура влетела в квартиру в четыре ноль пять. Ей совсем недавно исполнилось двадцать лет, но рядом с Мишкой она казалась совсем взрослой. Мишка с удовлетворением отметила, что одета Шура хоть и модно, но не слишком ярко, – на семейном ужине она всегда оказывалась в центре споров о молодежи и нравственности, которых Мишке хотелось избежать любой ценой.

Шура быстро распаковала пакеты с хлебом и фруктами, которые Мишка принесла из магазина, и принялась нарезать хлеб, на ходу рассказывая о своих приготовлениях к четвертому курсу. Шура училась в Вышке на факультете «комедии».

Мишка слушала ее не очень внимательно, потому что до поступления в университет ей еще предстояло целый год отучиться в школе, а кроме того, мысли были заняты Осой и расследованием. Нужно было снова встретиться со всеми свидетелями и расспросить их подробнее о Катиной жизни.

Без пятнадцати шесть Мишке написала Вера, с которой они перед самым расставанием возле станции метро «Лубянка» обменялись телефонами.

«Как ты?» – написала Вера.

«Хорошо», – ответила Мишка. Это была правда: на кухне шумела вода – Шура мыла фрукты; стол в гостиной был накрыт; курьер принес пироги в половину шестого, и Мишка, после недолгих размышлений, поставила квадратные коробки под стол, откуда теперь доносился приятный аромат.

«И я хорошо. Только проснулась поздно», – написала Вера. Мишка не знала, что на это ответить, поэтому промолчала.

Полчаса спустя квартиру было не узнать. Только что комнаты казались пустыми и просторными, Шура и Мишка перемещались по ним, словно привидения, переставляя тарелки и столовые приборы, открывая окна. Занавески весело колыхались на ветру. Как только в квартиру вошел дядя Миша, в комнатах стало жарко, а воздух будто потяжелел, повис на коже.

– Мишка! – голос дяди Миши, который в телефоне всегда звучал приглушенно, в жизни разносился по комнатам, словно ураган. Дверь дяде Мише открыла Шура, и Мишке пришлось бежать из кухни ему навстречу. – Мишка, – дядя Миша взял ее за плечи, встряхнул. – Как же выросла!

Мишка не пыталась высвободиться и не стала говорить, что в последний раз они виделись всего месяц назад. Дядя Миша, настоящий художник, почти не воспринимал течение времени.

За спиной у Миши нерешительно топтались его третья жена Катенька и младшая дочь Мариша. В свои тринадцать лет Мариша уже была выше Мишки на целую голову.

– Пап, отпусти ее, – попросила Шура. – И дай им пройти.

Дядя Миша посторонился, виновато развел руки.