Двор. Баян и яблоко

— А ну, действуй, — кивнул Семен, и Наркизов, залившись румянцем, потянул рычаг вниз.

С легким визгом вскрылась стена, и чистое сквозистое сито высунулось вперед, как просящая пищи ладонь.

— Пробу! Сейчас же пробу!

При виде загудевшей сушилки Петря Радушев совсем сбился с тона: с каким лицом прикажете слушать каждого, кто напомнит о глупой суете у чернолобых печей под музыку баяна?.. Он, Петря, отдал бы пять лет жизни, чтобы только забыть про эту авантюру.

Задумавшись, Петря задел локтем плечо Устиньи Колпиной.

— Очумел! — сказала она нелюбезно.

— Ох!.. А ты тут зачем? — невпопад спросил Петря и растерянно поклонился стоявшему рядом с ней Ефиму. Тот так и цвел замысловатой улыбкой, полностью, как показалось мнительному Петре, направленной в его сторону.

— Вот привел Устинью Палну поучить настоящей механике. Вот это я понимаю! Взгляни-ка, Устинья Пална, какое чудное сооружение!

Устинья промычала что-то.

Тут приоткрыли створки, и все кинулись к сушилке. Яблочные дольки, уже обрумяненные жаром, лежали на ситах подобно лепесткам розы.

— Как работает, голубушка! — умилился Ефим.

— После обработки, — сказал молоденький инструктор, — возьмите любую дольку и сдавите между пальцами. Если плодовое вещество встанет на место, как губка, значит сушка правильная.

— А вы как думаете? — почтительно спросил Наркизов. — Встанет оно у нас?

— Вне всякого сомнения, — снисходительно, тоном врача ответил инструктор. — На будущее вы найдете меня в земотделе, комната номер сорок четыре, второй этаж. Пока!

— Отбыл… Этот спуску не даст! — опять умилился Ефим. — Вот она, наука! А вы?.. — Его маленькое лицо с кургузой бородкой вдруг сердито и укоризненно сморщилось. — Хоть бы поглазели сначала на технический переворот, а потом бы уж срамились… Эх, люди, люди!

— Кому я говорил? — Петря гневно скосил зеленые глаза. — «Ай, не дури, Устинья! Ай, чести нашей не подмочи!»

— Чего уж там на прошлое заплаты класть, товарищ Радушев! — решительно сказал Семен. — Давай о настоящем лучше заботиться!.. Верно ведь, товарищи комсомольцы? — И Семен обернулся к Володе Наркизову и еще целому венку молодых цветущих лиц, глаза которых сверкали радостью и любопытством.

— Видите, какая силища… а? Вот она механизация наша долгожданная! — И Семен победительным взглядом обвел знакомые лица.

Володя Наркизов, мучаясь нетерпеливым желаньем думать и действовать с ним заодно, объявил:

— Общими усилиями, Семен Петрович, все вместе… будем развивать…

Семен взглянул на темно-русый пушок над румяной Володиной губой, усмехнулся и с силой потряс его за плечи.

— Верно, братишка! Верно, молодец!

— О-ой!.. Какой ар-рамат па-шел! — тоненьким и испуганным голоском сказал Ефим, и все вдруг расхохотались: еще никто не слыхивал, чтобы Ефим произносил слово «аромат».

И он, чувствуя необычность своих речей и гордясь этим, уже тверже повторил:

— Ар-рама-ат, лучше не надо! — и, обернувшись к жене, громко укорил ее: — Устинья Пална, не шипи ты мне на ухо и не дергай, прошу! Стой в сторонке да гляди, как машина орудует: и тебе придется с ней дело иметь…. Ах, ну и роскошный запах!

И Устинья в самом деле отошла и, не взглянув даже на присмиревший дедунькин род, приготовилась смотреть и учиться, как надо работать у механической сушилки. Так, похоже было, находила свое разрешение бурливая, как брага, Устиньина судьба.

Когда вынули решета с рыже-розовыми дольками яблок, Володя с торжественным видом тут же испробовал их готовность, как советовал молоденький инструктор.

— Все как по-писаному!

— Ну до чего же хорошо сушилочка работает! — воскликнула Шура, и ее восхищенный взгляд встретился с сияющими глазами Семена.

— А как думаешь, Шура, придется ведь нам тут, около сушилки, своих мастеров-механиков завести? Верно?

— Обязательно заведем! — радостно откликнулась она и, подув, положила на ладошку Васятки теплую, душистую дольку яблока первой машинной сушки.

Освободили сита, загрузили их вновь — и опять все принялись слушать, как весело и ровно гудит огонь в металлическом чреве сушилки.

Чья-то рука вдруг мягко толкнула Шуру. Она обернулась и встретила чуть скошенный назад взгляд Вали Самохиной, Шура посмотрела в ту сторону и увидела Шмалева.

Он стоял у дверей сарая, бледный до синевы, и, напряженно вытянув шею, остановившимися, будто остекленевшими глазами озирал сушилку.

За стенами сарая шумно лился обильный, словно раздурившийся дождь, но едва ли кто слышал его. Механическая сушилка гудела звучно и басисто, весело горела под потолком большая висячая лампа-молния, а вокруг все ощутимее и приятнее накапливалось тепло, которое так щедро и ровно может давать только живой и горячий металл машины.

Наконец и Семен, случайно оглянувшись назад, заметил Шмалева.