Двор чудес

Есть несколько способов попасть в Тюильри, самое охраняемое здание в городе. Когда проникла во дворец в прошлый раз, я была меньше и отчаяннее, и на мне не висела Этти, совершенно бесполезная в любых делах, где нужна изворотливость. Но я не могу рисковать, оставляя ее одну. Прошло уже два дня, и Тигр наверняка прознал, что его планы похитить Этти провалились. Одному Изенгриму ведомо, каким будет его следующий шаг.

Мы с Этти направляемся в Фобур Сен-Жермен. Он там, как я и ожидала, – сидит среди мертвых тел, потому что умирающие сейчас повсюду.

– Нина! – говорит Этти тихим от истощения голосом. – Это же Сен-Жюст, да? Какой он красивый!

Кажется, от голода у нее уже помутился рассудок.

Сен-Жюст поднимает на меня глаза и хмурится.

Я часто наблюдала за ним, как тень. Не потому, что, как считает Этти, он такой красивый, и не потому, что умеет произносить зажигательные речи (хотя в этом он правда хорош). Но потому, что долг перед ним лежит тяжелым грузом на моих плечах. Я связана с ним долгом крови и пока еще так его и не отдала.

* * *

Пытаясь не краснеть, усаживаю Этти так, чтобы видеть ее. Она подмигивает мне и машет в его сторону.

Несколько друзей Сен-Жюста, студентов, бродят поблизости. Многие из них плачут.

Рядом с ним молодой мужчина с соломенными волосами в больших круглых очках берет устрашающего вида иглой кровь у одного из трупов.

– Обчищаете мертвецов? – спрашиваю я.

Мужчина с иглой поднимает на меня глаза; его лицо посерело от усталости.

– Беру образцы, – отвечает он.

– Фёйи изучает медицину. Он будет исследовать эту кровь в поисках отклонений от нормы, – объясняет Сен-Жюст бесцветным голосом.

– Каких еще отклонений?

– Которые вызваны питьевой водой. Они заражены болезнью, передающейся именно через воду, – отвечает Фёйи, аккуратно заворачивая шприц в тряпку и лоскут кожи.

– Смерть в воде, – встревает Грантер, тот пьянчужка, что был вместе с Сен-Жюстом в ночь, когда они прогнали Хищников. Он прислонился к стене соседнего здания и взирает на все происходящее с несвойственной ему серьезностью. – Я уже говорил тебе это, когда трупы начали заполнять улицы, – добавляет он, – а ты сказал тогда, что я пьян, Сен-Жюст. Ну что ж, теперь ты сам все видишь. Единственное, для чего я пью спиртное, – чтобы не заразиться.

Он подмигивает мне и делает глоток из своей неизменной фляжки.

– Грантер, еще даже не полдень. Неужели ты хоть одно утро не способен оставаться трезвым? – огрызается Сен-Жюст.

– Мне не нравятся покойники, – икнув, отвечает Грантер.

– Я совершенно уверен, что вода заражена, – предупреждает Фёйи. – Сейчас мы стараемся выделить в воде заразу и понять ее происхождение, чтобы заняться изготовлением лекарства. Достаточно посмотреть, где количество смертей выше всего, чтобы понять: концентрация отравляющих веществ больше всего в самых бедных районах города.

– А вот в трубах у знати течет чистая вода, – сурово добавляет Сен-Жюст.

У меня сводит живот. Вспоминаю слова Волка о чумных докторах, горы трупов у Фонтан-дю-Дьябль, бедняков и слуг, выстроившихся в очередь у колодца.

Смотрю на Этти, которую незнакомец схватил до того, как она успела сделать глоток из фляжки. Но сколько людей все-таки напились этой воды? И сколько из них умерло?

Сен-Жюст наклоняется над телом маленького ребенка. Ласково берет веснушчатую посиневшую руку и кладет мальчику на грудь, закрывает ему глаза. Потом поворачивается к нам.

– Вот в каком мире мы живем, друзья мои, – говорит он сурово. – Долго ли еще мы будем сидеть сложа руки и терпеть все это? Много ли еще граждан должны пасть в этой неравной схватке?

Его руки сами сжимаются в кулаки, а друзья одобрительно кивают на его слова. Как будто чувствуя, что я осталась равнодушна к его речам, он обращает на меня сверкающие глаза.

– Когда я в последний раз видел тебя, ты сдала меня жандармам.

– Я тоже рада видеть тебя, Сен-Жюст.

Нахмурившись, он строго смотрит на меня, потом хватает за руку и, взяв под локоть, ведет вниз по улице. Этти издалека бросает на меня вопросительные взгляды, в которых читается «Ты в опасности или у вас романтическая беседа?» По блеску ее глаз мне кажется, что она склоняется ко второму варианту. Я вздыхаю. Этти неисправима.

– Погоди-погоди, Сен-Жюст, – говорю я, – нам ни к чему такая близость, и калечить меня тоже не стоит.

Он не обращает внимания на мои колкости и крепко сжимает мои руки.

– А после ареста меня допрашивали много часов! И отпустили только через три дня.

Я вздрагиваю. Не ожидала, что они продержат его так долго.

– Ты говорила, что в долгу у меня, но при первой нашей встрече украла мой пистолет, а при второй отправила под арест.

Высвобождаю одну руку из его хватки и лезу в складки юбки. Скрепя сердце, достаю его пистолет; это моя любимая вещица, украшенная изящными золотыми завитками.

– Простишь меня? – спрашиваю я, протягивая ему пистолет.

Он прожигает меня яростным взглядом и забирает оружие.

– Я говорю сейчас с тобой только по одной причине: я признаю, что ты достаточно предприимчивая и ловкая юная девица.

Я хмурюсь, потому что не привыкла к подобным комплиментам.