Двор чудес

– Знаешь, о чем я думал все три бесконечных дня, когда был заперт в Шатле? Помимо того, что меня могут в любой момент казнить просто за мое имя.

Он притягивает меня к себе, так что его глаза оказываются прямо на уровне моих. Он облизывает губы, отчего я смущаюсь и изо всех сил стараюсь сосредоточиться на том, что он говорит. Чувствую, как где-то позади меня Этти чуть не пищит от восторга.

– Я думал о том, что кто-то вроде тебя может пригодиться нам в «Société des Droits de l’Homme[17]».

Я изумленно моргаю.

– У тебя есть необходимые связи с людьми… м-м-м… которые могут снабжать нас оружием и информацией. И у тебя есть опыт в том, как обходить требования закона. Ты и твоя гильдия – наши природные союзники, вы ненавидите знать не меньше нашего. Ты можешь собрать тех, кто захочет сражаться с нами плечом к плечу. Нам нужны ловкие и изобретательные люди, если мы хотим добиться успеха. Что скажешь? Присоединишься к нашему крестовому походу? Ты нужна делу.

– Я нужна делу?

– Ты нужна мне, – говорит он ласково, как любовник. Потом улыбается дикой, устрашающей улыбкой. – Ты не понимаешь, Черная Кошка? Вместе мы сможем изменить мир.

Тысячи мыслей роятся в моей голове, и одна из них – удивление, что мое сердце так стучит. Другая – что я очень многим обязана этому молодому человеку. Я была бы уже мертва, если бы он не спас меня от людей Тигра. Ответ напрашивается сам собой.

Будто прочитав мои мысли, он меня отпускает.

– Если ты присоединишься к нам, Черная Кошка, я прощу тебе свое заключение в Шатле.

Меня очень беспокоит мысль, что будет, если я свяжу себя с одним из Тех-кто-ходит-днем. Но присоединившись к его делу, я смогу, наконец, отдать ему долг, который со временем только увеличивается. В общем-то, у меня нет выбора.

Я вздыхаю.

– Хорошо, Сен-Жюст, я к вам присоединюсь, но ты тоже должен кое-что для меня сделать. Я знаю, ты общаешься с Орсо. Ты должен сказать ему о смерти в воде. Уже десять человек из его чад умерли. А так он сможет спасти остальных и предупредить другие гильдии.

Сен-Жюст внимательно смотрит на меня.

– Да, это нужно сделать. Но почему ты сама не можешь передать ему это послание?

Потому что в мире не заслуживающих доверия преступников я не знаю, к кому можно обратиться с таким посланием, потому что ты такой знатный, черт тебя дери, и потому что я знаю – тебе можно доверять.

Но я не собираюсь говорить ему все это.

– Нам нужно проникнуть в Тюильри, мне и моей подруге. – Я неопределенно машу рукой в сторону Этти, и она машет мне в ответ с большим воодушевлением.

– В Тюильри? Зачем?

Я снова вздыхаю и пытаюсь преподнести ему правду так, чтобы она ему понравилась.

– Собираюсь кое-что украсть у короля, – говорю я ему.

Если Сен-Жюст и удивился, он этого не показывает – просто сверлит меня глазами.

– Сокровища? Драгоценности? – спрашивает он с упреком во взгляде.

– Хлеб, – отвечаю я.

Понимаю, что поделиться с ним именно этой частью правды было правильной мыслью.

Он замирает и хмурится, глубоко задумавшись.

– Я слышал, что ты сказала в тот день в Зале Мертвых, Черная Кошка. Мы с тобой не так сильно отличаемся друг от друга. Мы оба боремся с чудовищами, которые в сотни раз сильнее нас самих. Мы оба маленькие и незначительные и оба знаем – все скажут, что мы не сможем победить.

Сен-Жюст протягивает мне руку.

– А еще мы оба знаем, что падем только в сражении, – заканчивает он.

Я неохотно беру его руку, а за нашими спинами восторженно пищит Этти (она довольно далеко и не может слышать, о чем мы говорим).

Мне приходит в голову, что Сен-Жюст, вероятно, может помочь нам проникнуть в Тюильри, если только захочет оказать мне еще одну услугу.

* * *

Мы добираемся до Понт-Нёф, где сейчас, судя по колоколам Нотр-Дама, должна находиться процессия. Этот мост был первым в своем роде: на нем не построено ни одного дома, а значит, есть место для многоголосья актеров, торговцев, врачей-шарлатанов и зубодеров.

Сегодня мешанина из повозок, экипажей, омнибусов, карет и животных с трудом продвигается по городу. Мы пробираемся через забитые городские улицы, уворачиваясь от потрепанных книготорговцев, которые пытаются всучить прохожим запрещенные брошюрки, ругающие короля, и лавочников, продающих непристойные книжицы с лотков. Все стены сплошь оклеены афишами с невообразимыми политическими сплетнями, историческими заметками и множеством восклицательных знаков. «Вот, – кричат одни, – королевского советника Кончини изжарили и съели!» «Представьте себе, – восклицают другие, – королевский сын свалился со свиньи и умер!!!» В несколько слоев наклеены объявления: «Разыскивается: сбежавший преступник Жан Вальжан, № 24601».

Мы сливаемся с толпой, и вот нас уже поглощает толпа народа, желающая получше рассмотреть процессию. Каждый день с начала голода мощи святой Женевьевы проносят по всем улицам в тщетных попытках вымолить у Бога избавление.