Двор Чудес

– Жаль Джиджи и Чезаре. Но таковы риски работы. Они были им известны. Мы не будем оплакивать их.

Я кивнула, вспомнив суровый кодекс чести Лакримы, который мне объяснил Джузеппе. Ни одно лицо присутствующих не выдало ни малейшей печали, как будто одной вытатуированной слезы достаточно, чтобы раз и навсегда в жизни выразить траур и горе.

– Кроме того, наши братья пали не напрасно, – продолжала Равенна. – В результате перестрелки клиенты убежали, бросив золото. Я его забираю от имени Лакримы: это цена за кровь убитых!

Она указала на джутовый мешок у своих ног, где блестели слитки. На некоторых из них все еще темнели бурые пятна засохшей крови.

– Мы заработали деньги, не отдав заложника, и что еще лучше – получили второго!

Она оглядела Наоко, задержав оценивающий взгляд на драгоценных жемчужных булавках в пучке, на тонком шелковом платье, которое выглядывало из-под накидки.

– Ты стоишь слитков золота, левантинка. Скажи мне, кто ты? Есть ли у тебя родственники, готовые расстаться с деньгами?

– Меня зовут Наоко Такагари. Я дочь японского дневного посла в Версале. – Наоко опустила глаза, слегка скрытые под бахромой черной челки. – Но я не знаю, сколько отец будет готов заплатить за меня.

Подруга не скрывала, что у них натянутые отношения с отцом, не заботившимся о дочери с тех пор, как умерла ее мать при родах. С самого детства и до ранней юности секрет мальбуша не позволял Наоко с кем бы то ни было сблизиться. Даже с родным отцом. Ее тоже можно считать сиротой, как и меня.

Равенна скривилась:

– Дипломаты – худшие из скряг, это хорошо известно! Ненавижу иметь с ними дело. От них всегда бесконечные неприятности. Чем меньше дел с Версалем, тем лучше я себя чувствую. Вот почему я не обсуждала с Королем выкуп головы его оруженосца. Придется вам обеим найти другое применение.

Она поднялась со своего импровизированного трона, продемонстрировав крупное тело. В нос ударил удушливый до одури парфюм, смешанный с пьянящим ароматом масла туберозы и затхлым запахом холодной сигары.

– Хм… – бормотала она, не стесняясь разглядывая Наоко. – Ты не лишена экзотической пикантности. – Знаю роскошный бордель в Ницце, готовый заплатить хорошие деньги, чтобы заполучить гейшу в свой гадюшник.

– Даже не думайте об этом! – воскликнула я.

– Для тебя действительно не думаю. Ты красива, но твой бунтарский характер отпугнет всех клиентов, не говоря уже о твоей преступной склонности убивать своих любовников… – Она сощурила глаза, как старая змея, подглядывающая за своей жертвой. – …Хотя есть мазохисты, которым такая наглость может понравиться. Каждому по вкусу.

Ярость прилила к груди: эта старая сводня торговала людьми, как головами скота. Несмотря на благочестивые намерения отгородиться от нечисти, ее душа так же черна, как и души вампиров.

– А этих утонченных перламутровых украшений как раз не хватает в моей коллекции.

Атаманша поднесла длинные яркие ногти к булавкам и заколкам, которые надежно скрепляли безупречный пучок Наоко.

– Нет! – вскрикнула подруга, отпрыгнув назад и ловко ударив стоявшего рядом стражника.

Я знала: не из-за булавок взбунтовалась подруга. Она скрывала мерзость, притаившуюся на ее затылке. Если суеверные Лакрима узнают о мальбуше, они отправят Наоко не в бордель, а на бойню.

– Так ты тоже, оказывается, злобная и свирепая! – воскликнула сицилийка. – Эти украшения – часть твоего очарования. Я продам их жителям Ниццы и попрошу за них хорошую цену.

Женщина щелкнула пальцами.

– Козимо, отведи ее обратно в камеру и позови повитуху, чтобы в надлежащем виде составить свидетельство о девственности, дабы поднять цену.

Бандит схватил Наоко. Подруга бросила на меня взгляд, полный отчаяния. Я словно увидела глаза Бастьяна перед тем, как шпага старого барона де Гастефриша заставила их навсегда закрыться. В то время я ничего не могла сделать, чтобы спасти любимого брата.

– Подождите! – выкрикнула я. – Отпустите ее! Я… я сделаю все, что вы захотите.

Крепкие руки Джузеппе удерживали меня. Равенна метнула презрительный взгляд.

– Все, что я захочу? А что ты можешь предложить?

Я хрипло выдохнула:

– Графа Маркантонио де Тарелла.

Изумление застыло на пресыщенном, видавшем многое, лице сицилийки.

– Знаю, ваш прапрадядюшка предал Лакриму сто лет назад. Джузеппе рассказал мне. Также известно, что с тех пор, как он покинул братство, вы мечтаете убрать его.

– Не просто покинул братство! – рявкнула Равенна. – Он сбежал задолго до моего рождения, забрав с собой сокровища Лакримы, с помощью которых сколотил состояние и имя при Дворе. Этот первоклассный лизоблюд мертвых дошел до того, что согласился на трансмутацию! Заплатил золотом Факультету за графский титул, чтобы избежать вендетты бывших братьев по оружию. И прилепил мушку в угол глаза, чтобы скрыть татуировку и следы прежней жизни. Мои предки распространили договор, обещав награду за его напудренную голову. Ах! Сгораю от желания отсечь ее, чтобы наказать за предательство! Но он скрывается в Версале вместе с другими кровопийцами и добраться до него невозможно.