В горах северного Ирана, на южной оконечности Каспийского моря, достаточно долго существовали независимые местные княжества. Хотя внешне они выказывали послушание халифам, но во многих вопросах фактически оставались полностью независимы от Багдада. Ислам медленно распространялся в этих отдаленных регионах, а старые обычаи этих мест все еще сохранялись после того, как давно исчезли в равнинных и более урбанизированных районах Ирана. Этими княжествами правили династии, ведущие свое происхождение с доисламских времен эпохи Сасанидов, а в некоторых случаях князья даже утверждали, что принадлежат к младшим ветвям старой персидской царской династии. В любом случае местные жители очень часто продолжали отрицать догмы ислама. Поэтому когда войска Аббасидов совершали набеги в эти районы, захваченных в плен принцесс здешних династий привозили в гаремы аббасидской знати.
Именно таким образом Махди среди прочих пленников получил наложницу по имени Бахтария, которая стала матерью его сына Мансура{343}
. Матерью халифа Мамуна была дочь знатного человека из Бадгиса (современный западный Афганистан), которую привезли в гарем Гаруна после самоубийства его отца. Семья матери халифа Мутасима, Мариды, происходила из далекой Согдианы в центральной Азии, хотя сама девушка выросла в иракской Куфе{344}. Может быть, не было случайным совпадением, что семья Мариды происходила именно из той части Центральной Азии, откуда ее сын впоследствии набирал свою тюркскую стражу — из которой, в свою очередь, сформировалась новая военная аристократия девятого века.Ни одна из этих женщин не являлась супругой халифа или другого знатного лица, которому принадлежала — но их аристократическое происхождение, безусловно, было частью их привлекательности. Политические контакты в странах их происхождения могли оказаться гораздо более важным, чем это предполагают арабские писатели, — ведь эти женщины становились матерями халифов, и такое происхождение обеспечивало Аббасидам родственные связи в районах, известных своими выносливыми воинами.
Рабыни из берберов Северной Африки высоко ценились с сексуальной точки зрения, и сам великий халиф Мансур был сыном одной из них. Однако в девятом и десятом веках аристократию гарема формировали в первую очередь гречанки из Византийской империи, и именно их сыновья становились халифами. Мать Васика Каратис{345}
, мать Мунтасира Хубшия{346}, мать Мухтади Курб{347} и мать Мутадида Дирар{348} — все они происходили из Византии. Матери других халифов прибыли из Ирака, хотя мать Мустаина Мухарик считают славянкойКроме того, женщины попадали в гарем также благодаря своим талантам, музыкальным или певческим. Восьмой и девятый века были наилучшими временами для девушек, обладавших слухом и голосом. В социальной среде, где свободных женщин из уважаемых семей все больше ограничивали и прятали, певица, причем именно рабыня[25]
, могла принимать своего хозяина и его друзей (или, в некоторых случаях, его наложниц). Как гетеры классической Греции или гейши традиционной Японии, многие из этих девушек имели прекрасное образование, были искусны и остроумны. Вместе с мужчинамиОбраз поющей девушки в литературных произведениях, таких, как «Книга Песен», очень живой и привлекательный. Разумеется, такая девушка красива и вдобавок имеет прекрасный голос — но она также умна, великолепно воспитана и уверена в себе, она способна поставить на место грубого или непривлекательного мужчину.
Хорошая певица могла иметь репертуар из десяти тысяч строк, «в которых нет ни одного упоминания об Аллахе, возмездии пли наказании в потустороннем мире»{350}
. Они были также сексуально доступны — по крайней мере, для своих владельцев и покровителей. Джахиз, который написал эссе о певицах, описывает, как мужчины влюблялись в них, и как талантливая девушка могла дурачить нескольких мужчин одновременно, чтобы получить от них максимум. Он также описывает, как некоторые певицы теряли профессиональную независимость, если влюблялись в своих поклонников[26].С одной стороны, некоторые из этих девушек являлись великими артистками, но с другой — все они в первую очередь были успешными куртизанками, чьи музыкальные и интеллектуальные способности обеспечивали лишь фон для наиболее эффективного обольщения. Набожные люди, безусловно, не одобряли таких женщин — но как доказывал Джахиз, использование рабынь таким образом не противоречило законам ислама.