Двор халифов

Дворец, который казался таким впечатляющим и богатым византийским посланникам, стал для Абу’ль-Хайджя смертельным лабиринтом узких коридоров, запертых дверей и неверных слуг. Беглецы двинулись назад через Райский Дворец и другие дворы, пока не дошли до Дома Лимона. Здесь Круглолицый показал свое истинное лицо — он вдруг бросился назад и приказал нескольким слугам, которые еще оставались с ними: «Вперед и покончите с врагом вашего хозяина [Муктадира]!». Слуг было примерно десять человек, они имели луки и дубинки. Когда Абу’ль-Хайджа увидел опасность, он вытащил меч, обернул вокруг руки шерстяную джуббу вместо щита и атаковал. Слуги в ужасе разбежались, некоторые из них попадали в бассейн. Затем бедуин отступил в Тиковую Комнату в саду Дома Лимона. Слуги выбрались из бассейна, но Абу’ль-Хайджа снова атаковал их, и они отступили к двери в углу двора, попытавшись удрать через нее. Когда слуги открыли дверь, то обнаружили за ней пехотного офицера с луком и стрелами, а также двух чернокожих рабов, вооруженных мечами и щитами.

— Где он? — спросил офицер.

— В Тиковой Комнате, — ответили они.

— Идите и сделайте так, чтобы он вышел.

Слуги вернулись и стали оскорблять Абу’ль-Хайджу. Тот отреагировал, как они и рассчитывали. Он атаковал «как разъяренный верблюд», выкрикнув традиционный клич бедуинов, сражающихся с врагом, а затем возопил: «О, племя Таглнба, неужели я буду убит среди стен?» — то есть как житель города, а не в открытой пустыне, подобно настоящему бедуину. Офицер пустил в Абу’ль-Хайджу стрелу, которая вошла как раз под сосок, затем другую, которая попала в горло, и наконец третью. На этот раз рука стрелка дрогнула, и третья стрела попала в бедро. Абу’ль-Хайджа вырвал ее и разломал. Затем он вытащил стрелу из груди и попытался бежать, но вскоре силы покинули его. Один из чернокожих рабов подошел и отрезал ему правую руку, которая держала стрелу, а другой раб от резал голову. Затем один из евнухов схватил голову и убежал с нею — вероятно, чтобы получить награду.

Тем временем сторонники Муктадира на плечах принесли халифа с баржи на ступени Двора Девяностолетия, где так недавно пытался короноваться Кахир. Когда монарх прибыл, то первым же делом задал вопрос: что случилось с Абу’ль-Хайджой. Он послал за новостями служанку Зендан, чье жилище, как всегда, оказалось оазисом спокойствия в гуще всех описанных выше беспорядков. Зендан выяснила, что бедуин был в Доме Лимона. Муктадир немедленно попросил чернила и бумагу и собственноручно написал амнистию Абу’ль-Хайдже. Он вручил ее одному из евнухов, приказав поторопиться, или будет слишком поздно.

Но уже было поздно. Когда появился евнух, несший голову бедуина, Муктадир потребовал сообщить, кто его убил. Один из офицеров сделал евнуху знак хранить молчание и сказал, что бедуина атаковала смешанная группа. Евнуху, который надеялся на щедрое вознаграждение, повезло — он ушел живым. Муктадир помнил доброту Абу’ль-Хайджи к нему в недавнем прошлом и поддержку, которую получал от его семьи. Не было сомнений в искренности его горя — в течение нескольких последующих трудных лет Муктадир часто жаловался на потерю такого верного слуги халифов. Это продолжалось до тех пор, пока на поле сражения не отрезали его собственную голову и не пронесли се перед строем врагов.

Кахир был халифом лишь один день. Доставленный к Муктадиру, он бросился перед ним на землю, был прощен и отослан назад в Дом Тахира, где жили принцы.

Дворцы халифов постоянно совершенствовались, начиная с тех дней, когда Мансур держал свои двор в палатке. Дворец Золотые Ворота, который построил сам Мансур, был крохотным по сравнению с громадными комплексами, заложенными в Самарре; дворец более поздних халифов в Багдаде стал миром в мире. Первые халифы Аббасидов еще путешествовали, общаясь со своими чиновниками в лагере или охотничьих домиках. Ко времени правления Муктадира дворец халифа стал его личным царством, настоящей крепостью, сценой для публичных выступлений монарха, роскошным жилищем и смертельной ловушкой.

Глава VII

ГАРЕМ

При всех халифах из рода Аббасидов при дворе сохранялся особый женский домашний уклад, и этот мир во многом отличался от мужского мира, в котором существовали армия, чиновничество и публичные аудиенции — пусть даже эти две сферы различным образом пересекались. Обычно женский уклад при дворе называют общим словом харим (гарем) и рассматривают как изолированный мир роскоши, безделья и появляющихся время от времени опасностей. В далеком десятом веке комментаторы с осуждением относились к роскоши и чрезмерному политическому влиянию гарема, рассматривая их как главную причину падения власти халифов^{316}.