Двор. Книга 1

Дело с Орловой за эти дни не продвинулось ни на миллиметр. Более того, все складывалось в точности, как предвидел товарищ Дегтяръ: пользуясь тем, что двор имел другие заботы и не мог уделять ей достаточно внимания, Ляля совсем перестала прятаться. Опять каждый вечер приезжали на своих эмках визитеры, Зюнчик и Колька забирались на пожарную лестницу, заглядывали поверх занавесок в Лялино окно и строили такие гримасы, что от стыда можно было провалиться сквозь землю.

Мадам Малая от негодования и гнева буквально не находила себе места, требовала от товарища Дегтяря, чтобы немедленно приняли самые крутые меры, а в ответ слышала прежнюю песню: не будем гнать картину, первое дело — подготовить как следует материалы. Один раз Клава Ивановна просто не выдержала и сказала:

— Овсеич, если бы на твоем месте был кто-нибудь другой, я бы подумала, что у самого рожа в пуху. Товарищ Дегтярь пристально посмотрел:

— А если бы на твоем месте была не Малая, а другая, она бы, как пуля, вылетела у меня из Одессы.

Клава Ивановна обиделась. Когда оба успокоились, товарищ Дегтярь сказал:

— Малая, ты уверена, что зисы и эмки, которые приезжают к Орловой, это одни хозяйственники?

Клава Ивановна отшатнулась, как будто ее ударили по лицу.

— Малая, — покачал головой товарищ Дегтярь, — я не уверен. Покуда не выясним точно, кто и что, надо сделать все, чтобы обуздать Орлову изнутри, силами двора.

На воскресенье назначили очередное занятие по «Краткому курсу». Главное внимание уделили материалам восемнадцатой партконференции, которая проходила в феврале. Иона Овсеич особо остановился на той части решений конференции, где прямо указывалось, что горкомы, обкомы, крайкомы, ЦК компартий союзных республик несут наряду с наркоматами ответственность за работу всех промышленных и транспортных предприятий города, области, и требовалось пристальное внимание к нуждам промышленности и транспорта.

Занятие проходило активно, многие поднимали руки и хотели выступить, в том числе Ляля Орлова, Иона Овсеич дал возможность каждому, за исключением Орловой, которую демонстративно игнорировал. Ляля в конце концов поняла и наглым тоном заявила, что как-нибудь проживет без кружка, хлопнула дверью и вышла.

После занятия Иона Овсеич попросил остаться Малую, Варгафтик и Котляр.

— Товарищи, — сказал он, — давайте конкретно и по существу решать с Орловой. Мы долго ждали, долго терпели — дальше некуда. Кто плюет на мнение коллектива, тот плюет на сам коллектив — это не требует доказательств, это очевидно. В связи с этим имеется предложение: объявить жилице Орловой всеобщий бойкот. В вашем лице двор хочет видеть инициативную группу по проведению бойкота.

Дина Варгафтик откликнулась первая: слова, которые Дегтярь сейчас произнес, он вынул у нее прямо изо рта. Другое дело, как это осуществить на практике.

Клава Ивановна сказала, начнем с троих, как предлагает Дегтярь, а в течение завтрашнего дня, в крайнем случае, еще послезавтра, включить весь двор. Аня пожала плечами: умом она понимает, что так надо, но если Орлова сама с ней заговорит первая, как не ответить человеку?

— Товарищ Котляр, — улыбнулся Иона Овсеич, — поверьте моему опыту: еще никому на свете не удавалось, чтобы и волки были сыты, и овцы были целы. Одно из двух.

Рассчитывать на немедленный результат бойкота было бы просто утопией. Если взять сравнение из военного дела, сказал товарищ Дегтярь, больше всего подходит осада: раньше или позже противник не выдерживает и сдается — тогда ему диктуют условия. Однако на первом этапе самое главное — четко провести в жизнь все мероприятия от начала до конца.

Мадам Малая сама взяла на себя половину дома, а Дине Варгафтик и Ане Котляр, обеим, осталась другая половина. Товарищ Дегтярь предложил негласное соревнование: кто быстрее — Малая одна или они вдвоем.

Когда начали проводить в жизнь, оказалось, как предупреждал заранее Иона Овсеич, намного труднее, чем в теории. Одни объясняли, что и так за десять лет не сказали с Орловой двух слов, другие соглашались, но тут же добавляли оговорку, что забегать Орловой дорогу и нарочно делать вид, как будто не замечают ее, не смогут: для этого надо быть хорошим артистом, а они ходят в театр раз в три года.

— А тут не надо притворяться, — отвечала Клава Ивановна, — тут надо на самом деле.

Ляля держалась по-старому, вроде ничего не изменилось. Могло даже показаться, она улыбается еще нахальнее, чем раньше, и крутила своим задом так, что стыд и срам перед людьми. Дегтярь допускал на известный период подобную гипертрофию, когда человек уже потерпел моральное поражение, но не хочет признаться, в первую очередь самому себе. Клава Ивановна требовала нанести в такой момент дополнительный удар — «Молния!» и карикатура на полстены в подъезде — но Иона Овсеич был категорически против: наша изба — наш сор, выносить нечего.