Двор. Книга 2

За целый день на фабрике Иона Овсеич не успел развернуть газету, и сам дал себе оценку: если партийный работник начинает свое утро с того, что не успевает прочитать передовую «Правды», такого надо гнать в три шеи.

— Не грызи себя, — сказала Полина Исаевна, — по-моему, ты можешь написать статью не хуже, чем сам редактор.

Иона Овсеич повернулся спиной к кровати и углубился в чтение. За полчаса он внимательно ознакомился с материалами по вопросам партийной жизни, экономики, а также советского строительства и дошел до четвертой страницы. Тут он высоко поднял брови, губы сами зашевелились, в глазах росло удивление, громко засмеялся и сказал:

— Поразительное происшествие! В Казахстане на дикой тропе встретились два матерых хищника: медведь и тигр. Кто бы, ты думала, победил: конечно, тигр? Ничего подобного! Косолапый его так помял, что тигр испустил дух тут же на месте. Но косолапый тоже получил смертельные раны, и его нашли мертвым в полутора километрах от места сражения.

Дегтярь засмеялся опять и откровенно признался, что из другого источника просто не поверил бы: тигр — это же почти лев, царь зверей!

— Вот тебе, Полина, и царь! — Дегтярь оторвался от газеты и повернул голову.

Полина Исаевна лежала с закрытыми глазами, на лбу разгладились морщины, нос был желтый, свечной, с синевой по контуру, нижняя губа немного отвисла, над ней зияла черная полоса; Иона Овсеич почувствовал сильный удар в сердце, по животу разлился ледяной холод, он на цыпочках подошел к кровати, низко наклонился, прислушался, положил пальцы на лоб: лоб был твердый и круглый, как будто под пальцами голая кость.

— Полина! — закричал Иона Овсеич, голос вдруг осип, — Поленька, родная! Боже мой, что делать? Что делать!

Иона Овсеич подбежал к телефону, пальцы сильно дрожали и несколько раз попадали не туда, пока, наконец, не набралось ноль три.

— Скорая помощь! — закричал Иона Овсеич в трубку. — Давайте быстрее и не мешкайте: человек кончается!

От волнения Иона Овсеич забыл назвать адрес, сердитый женский голос потребовал, чтобы он перестал хулиганить, а то сейчас установят номер телефона и сообщат в милицию, и лишь тогда до него дошло, какая глупая неразбериха получается.

— Миленькая, — признал свою оплошность Иона Овсеич, — я виноват. Ради Бога, быстрее!

— Хорошо, — ответила женщина, — выезжаем: ждите у ворот.

Иона Овсеич спустился вниз, но по дороге вспомнил, что Полина Исаевна остается одна в комнате, поднялся опять наверх и постучал к Ане Котляр. Не говоря ни слова, Аня схватила коробку со шприцами и побежала к Полине Исаевне. Дегтярь на ходу объяснял, что ей сильно плохо, так еще не было никогда, но Аня не слушала, побежала еще быстрее, а у дверей, когда увидела с порога Полину Исаевну, на секунду оцепенела.

— Быстрее, — потребовал Дегтярь, — не стой, как деревянная!

Аня подошла к Полине Исаевне, взяла за руку, пальцами нащупала место, где пульс, закрыла глаза, секунд через десять осторожно положила руку на место, захватила свое лицо ладонями, как тогда на вечеринке у Чеперухи, и вся затряслась.

Иона Овсеич подергал ее за плечо, сказал, что надо позвать доктора Ланду, пока приедет скорая помощь, но Аня ничего не ответила, посмотрела на него черными глазами, как будто одни зрачки, и вышла из комнаты.

Полину Исаевну хоронили на втором кладбище, Люстдорфская дорога, по-новому Черноморская. Были только соседи и два педагога — представители школы, где покойная долгие годы работала учительницей математики. Фабрика предлагала свой духовой оркестр, кроме того, сослуживцы выразили желание находиться в такой день рядом с товарищем Дегтярем и проводить его жену и друга в последний путь, но Иона Овсеич отказался.

Когда вернулись с кладбища, Клава Ивановна, полковник Ланд а, Степан Хомицкий и оба Чеперухи зашли к Дегтярю, чтобы, по обычаю, вместе с ним посидеть в доме, из которого хозяйка ушла уже навсегда. Мадам Малая осмотрелась вокруг — фанерный шкаф, зеркало с черными прожилками, никелированная кровать, дерматиновый диван, старомодный буфет, кушетка, на стене репродуктор — покачала головой и сказала:

— Что хорошего она видела в своей жизни? Дети погибли, когда были еще совсем крошки, потом болезни, война, опять болезни, в доме не всегда был кусок хлеба, а она так любила людей, так любила угощать.

Иона Овсеич, глаза еще были набрякшие и красные от слез, внимательно посмотрел на мадам Малую, она сидела на своем стуле, ничего не видела, ничего не слышала, вроде одна в комнате, и тихо стонала.

Потом пришел Ефим Граник: он принес мраморную доску, на которой красивыми золотыми буквами были написаны фамилия, имя, отчество и даты жизни покойной, а внизу, после слова «скорбящий» стояла подпись «ИДегтярь», как будто сделанная собственной рукой Ионы Овсеича.

Доска понравилась всем, особенно Клаве Ивановне, она даже попросила Ефима сделать ей, уже не долго ждать, точно такую. Ефим печально улыбнулся: мрамор достать можно и золотую краску можно, и написать можно, но где взять такую подпись.

Степан Хомицкий тихо засмеялся:

— Был бы покойник, а подпись найдется.