Дворянин из Рыбных лавок

— Извините, господин Фогель, я всё в бегах да в бегах. Будьте так любезны, напомнить, о каком письме идет речь.

— Да, история недельной давности. Я тогда получил письмо от анонима. А в нем прожекты, написанные с твердокаменной серьезностью. Однако презабавно, можно даже сказать — уморительно.

Горлис начал припоминать: да-да, в прошлый четверг или пятницу был тот редкий случай, когда Фогель не мог удержать громкого и долгого смеха, читая какое-то письмо.

— Я тогда предложил вам с вашей политической осведомленностью почитать сию писанину, дабы насладиться стилем и логикой, точнее, ее отсутствием. А вы ответили, что очень заняты, потому — «как-нибудь не сейчас, а позже». Вот, неделя прошла. Ежели вам сие забавное письмо не интересно, так я выброшу…

Да, вот теперь Горлис полностью вспомнил ту историю. Господи, ну как же отказаться от этого ненужного письма, присланного неведомым адресатом. Да повежливей, чтобы не обидеть «старину Фогеля». Но, кажется, тот и сам не собирался настаивать.

— Вижу, что не интересно. Пожалуй, вы правы. Что там читать? Какой-то бред от «тронутого». Как Австрийская империя вкупе с Российскою может заняться обустройством близких к нам территорий…

Что? И тут всё та же тема. Да еще это определение, данное Фогелем, — «тронутый». Это ж то же самое, что «полоумный», как назвал прошедшей ночью убитого шляхтича Понятинский. А вдруг сие — письмо от Гологордовского, который перед тем уже протоптал дорожку в Консульство.

— Погодите! — воскликнул Горлис так, что Фогель даже слегка вздрогнул от неожиданности.

Начальник канцелярии собирался по установленному порядку мелко порвать письмо перед тем, как отправить его в корзину. Но тут застыл с ним на одно мгновение. А в следующее уже протянул его младшему коллеге.

— Что ж, берите, господин Горлиц. Рад буду, если оно вас немного потешит.

Натан взял сложенный вдвое плотный конверт и подумал: «Что ж теперь делать? Положить письмо в карман, дабы прочитать его потом, наедине с самим собою? Или же развернуть сейчас, в присутствии Фогеля?» Решил, что второе будет правильней, во-первых, чтобы утешить начальника канцелярии в его дурном настроении, во-вторых, а вдруг потребуются некие пояснения, так их удобней будет испросить прямо сейчас, чем приходить завтра — специально для этого?

Натан развернул сложенный конверт, открыл его и… И увидел, что внутри ничего нет!

А начальник канцелярии, уже не смотревший за его манипуляциями, но занимавшийся сортировкой последующих бумаг, работал со своей обычной четкостью и расторопностью.

— Господин Фогель!

— Да-да…

Ей-богу, даже жалко было отвлекать человека, вот как раз нашедшего успокоение в работе.

— Господин Фогель, видите ли, дело в том, что конверт пуст.

— Как это пуст? — Собеседник посмотрел на Натана, оторвав глаза от своих бумаг; на лице его заиграла растерянно-недоверчивая улыбка. — Не может быть, чтобы он был пуст. Я точно помню, как неделю назад, трижды прочитав, сложил полученное письмо да отправил его обратно в конверт.

— Однако же, дорогой господин Фогель, его нет. Можете сами убедиться.

Чиновник настороженно, будто ядовитую змею, взял протянутый конверт. Раскрыл его пошире, посмотрел да еще рукой пошарил внутри, будто письмо могло забиться куда-то в уголок. Когда же он ничего не обнаружил, лицо его стало растерянным до крайности.

— Да что ж… да как же это… Письмо какого-то тронутого, предназначенное для уничтожения… И вдруг — исчезло. Кому оно нужно? Не может сего быть! Или я его куда в иное место положил?..

Если честно, то растерянность Натана была столь же полной и всеобъемлющей. Он тоже стал корить себя — ну почему, почему неделю назад было не взять письмо да не сохранить на потом. Но, оценив ситуацию более придирчиво, Горлис решил, что корить себя не за что. Неделю назад он и представить не мог, что прожектёрское письмо может хоть каким-то боком касаться убийства, случившегося в Рыбных лавках. А примерно собирать всякую всячину, имеющуюся в городе, он тоже не может — не хватит ни времени в его жизни, ни пространства в его доме.

И сейчас славного Фогеля было, конечно, жалко. При этом не имелось никакой возможности посвятить его в дела расследования, ведущегося по просьбе русских властей. Но всё же выразить поддержку стоило.

— Господин Фогель, мы все знаем ваши деловые качества. Просто что-то случилось. Вы не могли ошибиться!

И эти слова, казавшиеся Горлису простыми, всего лишь ободряющими, оказали на собеседника сильное воздействие. Тот уже почти готов был усомниться в собственной памяти, а то и компетентности. Но, получив быструю и однозначную поддержку, обрел твердую почву под ногами.

— Благодарю вас, господин Горлиц. Хотелось бы верить, что вы правы. Но ежели так, то получается, что в сих стенах произошло… международное преступление. — Глаза Фогеля стали металлически холодноватыми, как всегда бывало у него при обнаружении какого-то непорядка или даже просто несоответствия обновленной картины мира той, что имелась ранее.