Поэт навещает художника на его московской квартире – Брюллов некоторое время жил у скульптора И. П. Витали, на Кузнецком мосту. Встречается с ним у Павла Нащокина, писателя Антона Погорельского (А. А. Перовского) и уговаривает Брюллова решиться на переезд в Петербург, под царственную опеку Николая, которой тот так опасается. Впрочем, поэт чуть-чуть кривит душой: в письме жене он признается, что не уверен, такой ли благополучной окажется для Брюллова эта опека. Впрочем, как и для него самого.
Пушкин лелеет надежду, что Брюллов напишет портрет Натальи Николаевны, специально просит его об этом. Но – по неизвестной причине – Брюллов делает все, чтобы избежать этого заказа. Как откажется он, несмотря на все возможные неприятности, написать портрет императора, о котором так мечтал Николай I. Художник найдет предлог отказаться и от портретов всей царской семьи. Когда царственные особы опоздают на назначенный художником сеанс, Брюллов соберет привезенные во дворец мольберт, холсты, краски и уедет, чтобы никогда не возвращаться к тяготившей его работе.
Независимость – эта черта поражала и привлекала современников в характере «великого Карла», хотя откуда бы ей было взяться?
Отец Брюллова – французский скульптор-орнаменталист, приехавший в Россию на заработки, был добросовестным ремесленником. На протяжении двенадцати лет Брюллов-старший руководил в Академии художеств «классом орнаментальной скульптуры на дереве, лакировального и золотарного по дереву ремесла».
Отец был уверен в своем мастерстве и хотел наделить такой же уверенностью четверых своих сыновей. От рождения они знали, что станут художниками и будут учиться в академических стенах. Утро для маленького Карла начиналось с рисунков человечков и лошадей. Если мальчик не выполнял задания отца, ему не приходилось рассчитывать на завтрак.
Десяти лет Карл попадает на казенный счет в Академию. Но независимо от классных заданий дома его ждала самая разнообразная работа. Приходилось рисовать, делать живописные копии, лепить из воска, в частности, фигуры двенадцати апостолов для модели Исаакиевского собора в Петербурге, и даже гравировать карты для книги о кругосветном путешествии Крузенштерна.
Но и этого было мало. Много раз под наблюдением отца он повторяет рисунок с плафона «Сотворение мира» Микеланджело в Сикстинской капелле. Под руководством своего академического профессора Андрея Иванова сорок раз рисует сложнейшую скульптурную группу Лаокоона – отца с двумя сыновьями, из последних сил борющихся с опутавшими их могучими змеями.
Техника и профессиональная дисциплина – против них темпераментный, порывистый Карл не восставал никогда. Другое дело – казарменная дисциплина, насаждавшаяся академическими чиновниками. Ни один из питомцев Академии, кажется, не был столько раз наказан сидением в карцере, но ни один также и не завоевывал такого количества золотых медалей. Брюллов постоянно принимает участие в конкурсах старших товарищей и неизменно выигрывает их.
Право Карла Брюллова на многолетнюю пенсионерскую поездку в Италию, которым награждались лучшие из выпускников, было неоспоримым. Но руководство Академии решает начинать пенсионерство с трехлетней работы выпускников в России под мелочным наблюдением инспектора, фактически оставлявшим их на положении учеников. Брюллов стал душой протеста и – был лишен пенсионерства.
По счастью, на помощь пришло только что образованное в Петербурге Общество поощрения художников, представлявшее антипод Академии. Брюллов оказался первым его пенсионером, на поездку которого с трудом, но все же были собраны необходимые средства. Общество и в дальнейшем несколько раз продлевало Брюллову срок пребывания в Италии. В общей сложности он провел там 12 лет.
Брюллов живет в Италии, когда происходит открытие Помпеи, увлекшее всю просвещенную Европу. Маленький римский городок стал в 79 году н. э. жертвой извержения Везувия. Почти мгновенная его гибель под потоками раскаленной лавы сохранила в неприкосновенности обстановку городской жизни – улицы, здания, вещи, даже людей – так, как их застигла катастрофа.
Брюллов приезжает в Помпею, и некогда разыгравшаяся трагедия живо рисуется в его воображении. Он задумывается над сюжетом картины, но настоящим толчком к ее созданию становится постановка оперы итальянского композитора Д. Паччини «Последний день Помпеи». Как замечает один из учеников мастера, «Брюллову нужна была только великая идея и большой холст, остальное приложилось само собой».