Дворянство, власть и общество в провинциальной России XVIII века

В отличие от них старший сын Николай владел крепостными села Зуевцы Миргородского уезда совместно со своей матерью, внуком своего отца — потомком от первого брака бригадира Василия Петровича с гречанкой — и двумя владельцами из казаков. В этом селе среди 1484 ревизских душ упоминаются также казенные крестьяне и казаки. Николай обладал также крепостными, совместно с другим владельцем в уезде Хороль в селе Поповка, где насчитывалось 438 ревизских душ и где также проживали казаки^{931}. В этой ветви семьи еще сложнее подсчитать доли крепостных, принадлежавших разным владельцам, однако общее число крестьян, которыми владели Николай, его мать и внук бригадира Капниста Иван, достигало 1922 душ. Помимо этой собственности, было бы важно установить по источникам такого же рода, какие населенные земли принадлежали членам этой семьи за пределами Киевского наместничества^{932}. Вследствие постоянных изменений границ губернии на юге многократно изменялась и принадлежность к уездам населенных пунктов, как, например, деревни Манжелия на нижнем Псёле — нового места жительства Николая. После введения новых органов самоуправления дворянство Кременчугского уезда (переименованного в 1789 году в Градижский уезд) в 1788 году избрало Николая Капниста своим предводителем, а затем, в 1790 и 1795 годах, он избирался даже предводителем дворянства Екатеринославской губернии

^{933}. В этом качестве в 1794 или 1795 году он обратился от имени 513 дворян к императрице с прошением подтвердить их условное землевладение как собственность, что и произошло в конце концов при императоре Павле в 1798 году^{934}.

Постоянные реорганизации имели свои последствия даже для исторически относившихся к Гетманщине Миргородского, Хорольского и Градижского уездов: в 1795 году они были включены в состав Екатеринославской губернии, в конце 1796 года переданы восстановленной Малороссийской губернии, а в 1802 году добавлены к новой — Полтавской — губернии^{935}

. В XIX веке Капнисты оказались землевладельцами также и в Слободской Украине^{936}.

Большое землевладение бригадира Капниста, существовавшее в 1750-е годы, «весь дом» (das ganze Haus — термин О. Бруннера), было поделено не позднее 1787 года между матерью и Николаем, с одной стороны, и троими младшими сыновьями, с другой. Если предположить, что раздел произошел поровну, то из четырехзначного числа душ в расчете на каждого из имевших право на наследство — матери и ее сыновей — возникли числа трехзначные. Вместо категоризации величины собственности целых родов лишь с помощью внутренней дифференциации можно показать, кто из членов рода распоряжался какой собственностью или получил от нее наибольший доход. По воспоминаниям Софьи Скалой, бригадирша, хотя и жила в Обуховке в доме младшего из сыновей — Василия — до самой своей смерти, использовала в течение этого времени свою весьма значительную часть наследства для себя. При этом на протяжении всей жизни она оставалась особенно благосклонна к старшему сыну Николаю, закрепив это также и в завещании, так что он сумел накопить действительно значительное имущество.

Совместно братья защищали свои интересы только против третьей стороны — помещицы Тарновской^{937}. Напротив, поэт Василий, который родился после смерти своего отца и мог иметь только самые скромные притязания на наследство, особенно выиграл от того, что землевладение троих младших братьев оставалось неразделенным. Хотя его любимый брат Петр жил в 70 верстах от него в Трубайцах, он не отделил своей части, осмотрительно вел общее земельное хозяйство и всегда поддерживал Василия и его жену. Третий брат — Андрей — жил с Василием в Обуховке, поскольку, страдая душевным заболеванием, не мог самостоятельно управлять своей частью наследства^{938}.

Какое «общество», какое «государство»?

Самое позднее в 1750 или 1751 году, то есть в тот момент, когда В.П. Капнист соперничал с К.Г. Разумовским за гетманскую должность, Капнисты вошли в число ведущих семейств Гетманщины, а значит, обрели собственную клиентелу. С одной стороны, греческий бригадир Капнист добился признания внутри украинского дворянства и казацкой старшины, будучи настроен против усиливавшейся интеграции в Российскую империю, с другой же стороны, он сам выиграл от этой интеграции. После смерти бригадира и окончательного упразднения вскоре после этого должности гетмана именно овдовевшая бригадирша — хранительница украинской культурной и политической традиции внутри семьи, — выполняя волю своего образованного супруга, должна была позаботиться об обучении своих сыновей в столице империи^{939}. Не известно, ставился ли вопрос о помещении сыновей в кадетский корпус, но по крайней мере удалось довольно рано записать их в гвардейские полки.