Двуявь

– Вот, – комитетчик ткнул пальцем в окно, за которым раскинулся предпраздничный город. – Страна живёт и смотрит на звёзды, хотя могло быть, поверьте, гораздо хуже.

– То есть результат – те самые чудеса, о которых вы говорили?

– Да, если вам больше нравится это слово.

Теперь уже Юра взял паузу. Мрачно допил лимонад, пытаясь осмыслить то, что услышал, потом пробурчал:

– Тогда повторю свой главный вопрос. Почему я? И что мне теперь со всем этим делать?

– Давайте прикинем. Значит, вы говорите, клеймо проявило себя позавчера, плюс вчера в горах…

– И ещё сегодня, – нехотя сказал Юра, – только я не уверен, что это тоже считается. Это вроде как сон был, кошмар под утро.

– Кошмар? Припомните, пожалуйста, детали.

– Ну, я проснулся рано. И вижу – с балкона идут какие-то трое. Лиц не разобрать, глаза – провалы чёрные, жуткое впечатление. Я лежу, шевельнуться не могу, они смотрят… Собственно, всё. Потом будильник зазвонил, и они исчезли.

– Они что-нибудь спрашивали у вас? Пытались что-то узнать?

– Нет, молчали. Только разглядывали, как будто под микроскопом.

– Вы точно уверены, кто это случилось ещё до звонка будильника?

– Ну, в принципе, да. Говорю же, звон меня разбудил. А почему вы спрашиваете?

– Так, на всякий случай, перестраховка. Юрий, я вас попрошу на будущее – если снова придут химеры…

Он сбился на полуслове, прислушиваясь к чему-то. Спустя мгновение Юра тоже уловил тонкий писк, а в кабинете сгустился сумрак.

***

Фархутдинов застыл, опершись на подоконник. Клубы сигаретного дыма неподвижно повисли в воздухе, небо над городом из лазурного стало кобальтовым, позолота на тополиных кронах будто потемнела от времени. Белая оконная рама выделялась на этом фоне с неестественной, болезненной резкостью. Казалось, кто-то (наверное, тот самый режиссёр-абсурдист, что издевался над первокурсником в последние двое суток) сделал стоп-кадр и обработал его в фоторедакторе, играя с красками и полутонами.

Потом наваждение схлынуло.

– Юрий, – спокойно произнёс комитетчик, – прошу меня извинить, но нашу беседу придётся продолжить позже.

– Вы издеваетесь? – прозвучало несколько истерично, но сдерживаться уже не было сил. – Вызвали, а теперь выгоняете?

– Обстоятельства изменились. Вы же сами только что наблюдали.

– Так объясните, в конце концов! Откуда эти световые эффекты? Что они значат? Прямо как позавчера, на балконе. И что это за химеры, про которых вы…

– Пожалуйста, Юрий, не надо, – попросил собеседник мягко. – Сейчас разумнее сделать паузу.

– Да что вообще происходит?!

– Пока, к счастью, ничего страшного. Мы не попали в фокус.

– В фокус? Товарищ Фархутдинов, простите, но меня от этих загадок уже тошнит, – Самохин поднялся. – Вы говорили – дело добровольное? Ладно, ловлю вас на слове, больше можете не звонить.

Эта тирада, однако, не произвела впечатления на хозяина кабинета. Присев на подоконник, он скрестил руки на груди и сказал:

– Вы правы, в ближайшее время звонки излишни. Вы услышали и усвоили вполне достаточно для того, чтобы сделать правильный вывод. Время терпит, у нас есть фора. Они шарят почти вслепую, не видят вас наяву.

– Они – это те, безликие? Что значит «шарят»? Можно, наконец, без метафор?

– Нет, Юрий, уже нельзя, – ответил комитетчик серьёзно, – в том-то и сложность. Я попытался говорить прямым текстом, и вы видели результат. Слово материально, иногда иносказание и умолчание – лучший способ защиты.

– Значит, мы в опасности?

– Пока, повторяю, ничего страшного. Большего сказать не могу. И поверьте – мне эта ситуация нравится ещё меньше, чем вам. Я то и дело вынужден самоустраняться и наблюдать, отдав инициативу неопытному подростку.

– Я не подросток! Учусь в университете, если вы не заметили!

– Что ж, – Фархутдинов улыбнулся, – это несколько обнадёживает. До свидания, Юрий. И, прошу вас, тщательно обдумайте всё, что я вам сказал.

Выходя, студент хотел хлопнуть дверью, но механизм-доводчик притворил её плавно, без малейшего шума. Дед в вестибюле проводил визитёра неприязненным взглядом – жалел, очевидно, что тот успел уйти вовремя, пока действует пропуск, и группу захвата вызывать не придётся.

Улица шумела всё так же многоголосо и беззаботно. Юра, подойдя к торговому автомату, взял баночку газировки и встал под дерево, чтобы солнце не светило в глаза. Злость отползала медленно, неохотно. Общение с махинатором из «конторы» в очередной раз не принесло ответов по существу. То есть кое-какие ответы вроде бы прозвучали, но картина в результате запуталась ещё больше.

Возвращаться на лекции не тянуло. Позвонить Тоне? Она, скорее всего, уже укатила на электричке домой. На баскетбол, где можно выпустить пар, идти ещё рано – до тренировки три часа с гаком. Чем прикажете заниматься?

С ближайшего перекрёстка донеслась залихватски-звонкая трель. Из-за угла показался трамвайчик – красно-жёлтый, как осень, подчёркнуто старомодный. Ещё один заботливо сохранённый анахронизм, который с утра до вечера поднимает настроение горожанам.