Двум смертям не бывать

— Господь повелел судить о дереве по плодам, — медленно произнес он. — Расскажу то, что знаю, а делать выводы придется тебе. О его старшем сыне говорят только хорошее. Младший же умен, но необуздан в плотских радостях. Впрочем, я часто слышал, что в одной семье старший и младший разнятся, как день и ночь… поэтому трудно сказать, кто из сыновей герцога стал таким, каков есть, благодаря отцовскому воспитанию, а кто — вопреки.

— Дальше.

— Но он вырастил моего брата: с семи лет, когда мальчиков из знатных семей отдают на воспитание сюзерену, — и до того дня, как тот заслужил рыцарство. Более достойного мужа я не знаю.

— У нас был похожий обычай. — Принцесса подперла кулаком подбородок. — Только на воспитание брали старших сыновей вождей покоренных племен.

— Заложников? — едва не поперхнулся Эдгар. Это ж надо, сравнить воспитание будущего рыцаря, призванное сохранить воинские традиции и истинно рыцарский дух, со взятием заложника.

— Можно сказать и так. У нас предпочитали говорить «воспитанники». Очень практичный способ: с одной стороны, держит в узде вождя. С другой — пока мальчик войдет в возраст, он успеет полностью перенять обычаи и нравы воспитателей… Но мы снова ушли куда-то в сторону. Дальше.

Эдгар подумал, что, если так пойдет и дальше, он обретет не только железную выдержку, но и изворотливый ум. Потому что в который раз приходится смирять возмущение и вместо того, чтобы разразиться гневной тирадой, искать доводы разума. Куда там ученому диспуту! Впрочем, сейчас не время размышлять о том, чем воспитание юного рыцаря отличается от выращивания то ли заложника, то ли нового вождя покоренного племени. Пусть даже сравнение кажется чудовищным. Не время.

— Полагаю, то, что герцог отправился добывать корону в чужие земли, говорит о многом. Не каждый предпочтет честную битву интригам и братоубийству.

Принцесса покачала головой.

— Наверное. Я бы хотела согласиться с тобой. Но это может говорить как о чести, так и просто-напросто о том, что ваш король — сильный повелитель. И брат понимает, что не сможет с ним потягаться.

Воистину принцесса оказалась невыносима. Что за странная прихоть — во всем искать низменные черты, превращая доблесть в себялюбивую расчетливость? Неужели каких-то полчаса назад эта девушка казалась ему любознательной и разумной? Эдгар привык искать в людях прежде всего хорошее и, случалось, ошибался. Неужели и в этот раз за прекрасным лицом и острым умом кроется порок?

— О полководческих талантах герцога судить не могу, — сказал он сухо. — Равно как и о государственной деятельности. И больше, право, мне нечего добавить.

— Как странно… — Девушка смотрела куда-то сквозь учителя, словно размышляя вслух. — Ты умен, но совершенно ничего не умеешь сказать о человеке. Как он одевается: предпочитает ли щегольству удобство или готов пожертвовать им ради внешнего лоска? Как ведет себя с равными и как обходится с теми, кого судьба обделила знатностью? Блюдет ли обычаи или позволяет себе пренебрегать установленными порядками, зная, что при его знатности почти все сойдет с рук? Окружает себя льстецами или готов смириться с непочтительностью ради дельного совета? — Она замолчала, перевела испытующий взгляд на Эдгара. — Для того чтобы судить об этом, необязательно близкое знакомство. Достаточно держать глаза и уши открытыми.

— Но…

— Помнишь, как звали девушку, с которой ты провел ночь?

— Принцесса… — Щеки снова налились свинцовой тяжестью. — Прости, но, кажется, я уже сказал, что…

— Я не спрашиваю, что именно вы проделывали в постели, — перебила Талья. — Но имя — помнишь?

Эдгар запоздало сообразил, что даже не спросил, как зовут рыженькую. Тогда это казалось совершенно неважным. Сейчас — неважным вдвойне, он не собирался продолжать знакомство. И все же было в случившемся что-то неправильное. Да катись оно все к демонам, с самого начала все было неправильно! И да, кто интересуется именем портовой шлюхи? Но по местным обычаям, к которым Эдгар никак не мог привыкнуть, рыженькая шлюхой как раз и не была. Может быть, немного ветреной, да. Но не шлюхой. Или она все же называла имя, а он пропустил мимо ушей, сперва занятый своими переживаниями, потом… снова переживаниями, но уже другими. Припомнить не получалось, хоть убейся.

— Я… — Он пристыженно замолчал.

— Какой трактат ты прочел последним и кто его автор?

— Роланд из Гертона. «Что есть ересь?»

— То-то и оно, — вздохнула принцесса. — Грустно.

— Прошу прощения?

— Грустно то, что ты видишь лишь себя или свое отражение в других. Люди тебе неинтересны. Предпочитаешь живым — мертвые книги.