Дыбенко

В сопровождении безусых прапорщиков — первого адъютанта Миллера, офицера для поручений Виннера — и большой свиты военных из вагона важно вышел Керенский, взглянув на перрон, выразил неудовольствие сначала командующему, потом председателю Центробалта — почему нет почетного караула моряков?

— Время военное, нельзя отрывать люден от служебных дел, — ответил Дыбенко.

— Для антиправительственных митингов и манифестаций вам война не служит помехой? — ворчал Керенский.

С вокзала министр поехал в Гельсингфорсский Совет, где соглашательские лидеры приняли его тепло и радушно, особенно липли к нему Котрохов, Гарии. Ни на шаг не отходили от своего патрона адъютанты-телохранители.

После торжественного обеда и отдыха Керенский отправился в штаб флота на «Кречет».

Готовились к приему и на «Виоле». Раздался резкий звонок штабного телефона. Дыбенко взял трубку. Главный комиссар Временного правительства Опипко при командующем Балтфлотом передал приказ Керенского — ровно к четырем часам дня всему Центробалту явиться на «Кречет».

— Помилуйте! Центробалт ведь учреждение. Мы полагаем, что не учреждение ходит к министру, а министр — в учреждение. У нас ряд срочных и существенных вопросов, требующих немедленного разрешения. Доложите министру, что мы просим его зайти к нам, — сказал Дыбенко.

Керенский пришел на «Виолу», правда, заявил, что «у него только полчаса свободного времени, которые он и может уделить».

Неторопливо, важно вступил на нижнюю площадку и был удивлен: на трапе стояли опрятные, подтянутые фалрепные — специально выделенные матросы, а фалрепы — концы троса — обшиты свежим сукном. Дежурный по всем правилам отдал рапорт. Дыбенко представил членов ЦКБФ. А министру твердили, что на «Виоле» беспорядок, анархия и неразбериха, что члены Центробалта распустились, ходят в тельняшках.

Маленький зал «Виолы» не вмещает всех гостей. Многие остаются в коридоре. Чтобы не терять времени, Дыбенко открывает заседание:

— Слово для приветствия предоставляется народному министру Керенскому.

Керенский принял любимую позу «под Наполеона» — правую руку за борт френча, левую за спину, — начал произносить приветственную речь, длинную и бессодержательную.

Центробалтовец Ховрин прервал:

— Мы собрались не для митингования, а чтобы разрешить ряд практических вопросов. Полагаю, что господину министру следовало бы прямо перейти к делу.

— Товарищ Ховрин, я вам ставлю на вид, что вы позволяете себе прерывать министра, — говорит Дыбенко.

Но Керенский уже потерял равновесие; судорожно сжав кулаки, он обрывает свою речь и бросает:

— Состав Центробалта придется пересмотреть. Адъютант, запишите.

Дыбенко соглашается: действительно, некоторые элементы (подразумевая меньшевиков) следует удалить, ибо они мешают планомерной работе.

Между тем один за другим центробалтовцы подкладывают проекты и доклады, в том числе и устав, на подпись министру.

«Не знаю, что повлияло на Керенского, может быть, просто недоглядел, но на уставе появилась его подпись и надпись: «Утверждаю», — вспоминает Дыбенко.

С «Виолы» министр направился на линейный корабль «Республика», с ним некоторые центробалтовцы вместе с председателем. Экипаж встретил Керенского сдержанно, официально, без оваций и возгласов «ура!»; и едва он окончил торжественную речь, Григорий Светличный от имени команды тут же вручил отпечатанный на машинке листок, где были изложены матросские требования и вопросы.

Министр бегло просмотрел, стал путано убеждать, что, мол, он ничего сделать не может, вот когда народ изберет правительство, оно и решит наболевшие вопросы…

Еще сдержаннее приняли министра на линкоре «Петропавловск» и крейсере «Россия».

Вечером в Народном доме проходило заседание Гельсингфорсского Совета. Среди соглашательского болота Керенский чувствовал себя как дома, призывал всех к единению и борьбе против анархии, подразумевая, конечно, большевиков. Но и здесь не обошлось без «сюрприза». Кто-то из зала довольно громко спросил министра: «Будут ли опубликованы тайные договоры?» Керенский ответил: «Пока не будет заключен мир, о публикации договоров и мечтать нечего».

Из Гельсингфорса министр отправился в гастрольную поездку по армии. 12 мая он был в Киеве, в тот же день уехал в Каменец-Подольский, а через несколько дней уже обнимался с Колчаком в Севастополе…

На столе председателя Центробалта лежали груды газет. Дыбенко листал одну за другой: большая и малая пресса столицы в один голос обливала грязью моряков, особенно экипажи «Республики» и «Петропавловска», будто оскорбивших Керенского. «Специальные корреспонденты» утверждали, что в Главной базе полный развал, отсутствует дисциплина, что на флот «проникли немецкие шпионы». Досталось от газетчиков и Дыбенко за «разложение флота, за анархию…».

Не обошла пресса и либерального адмирала Максимова, «подыгрывающего под страсти распоясавшейся матросни». «Флот окончательно разложился и не способен защитить столицу» — так в один голос трубили газеты.

— Вот и о нас вспомнили, — сказал Дыбенко товарищам. — А то все о кронштадтцах да о кронштадтцах…