Дыбенко

— Все в порядке, — ответила Александра Михайловна. — Верх берут здоровые силы. Комиссаров приняли, а Центробалт в ближайшее время объявит о самороспуске[23]. Военный отдел ЦКБФ усиленно готовится к переводу кораблей в Кронштадт. — Передохнув, продолжила: — Хотя и тут не обошлось без нытиков и скептиков, не верящих в возможность плавать во льдах. Особенно много их среди офицеров. «Русский флот существует более двухсот лет, и никогда еще в зимних условиях корабли не совершали походы», — говорят эти господа. Матросы, Павел, в подавляющем большинстве настроены по-боевому. Вот ответ революционной Балтики. — Она передала листок.

Дыбенко стал читать приказ Центрального Комитета Балтийского флота № 78 от 21 февраля. «Объявляется революционная мобилизация для беспощадной борьбы с германскими империалистическими полчищами», — говорилось в нем. Центробалт звал всех способных держать оружие подняться «на последний революционный бой, в котором или победим, или с честью умрем».

— Хорошие ты вести привезла, Шура, — сказал Дыбенко. — Все это так важно сегодня! Над Советской страной нависла беда!

Утром Дыбенко был в Гельсингфорсе. С вокзала шел знакомыми улицами и грустно смотрел на впаянные в лед боевые суда. Слабый белый дымок выползал лишь из некоторых труб. «Держатся на голодном топливном пайке», — думал он. Увидел полосу взломанного льда, ее совсем недавно пробили. «Теплится еще жизнь в Главной базе», — заключил Дыбенко.

На «Полярной звезде» никого из членов Центробалта не было. Вскоре появился Измайлов. Главный комиссар Балтфлота рассказал, что на всех кораблях и береговых частях прошли митинги по декрету-воззванию Совнаркома.

— Моряки принимают резолюции, требующие прекращения демобилизации личного состава, строгого соблюдения революционной дисциплины, — говорил Измайлов. Положил перед наркомом пачку резолюций, добавил: — Корабли приводятся в боевую готовность.

Дыбенко читал резолюции. Команда линкора «Севастополь» постановила: «Кому дорога справедливость на земле и кто желает, чтобы его дети, братья, сестры, отцы, матери и деды не страдали от гнета царей и палачей и их правителей, тот должен встать под красное знамя борьбы. Товарищи матросы! Ваш долг немедленно ехать в свою часть… Все должны встать на защиту Родины, Свободы, Революции. Кто против — тому смерть, проклятие!» А вот резолюция гангутцев: «Мы все как один остаемся на своих местах до тех пор, пока враг окончательно будет сломлен. А тех товарищей, которые бессознательно бегут, бросая свои корабли, клеймим несмываемым позором и выкидываем из своих революционных рядов».

— Молодцы балтийцы! — восторгался нарком. — Нам есть на кого опереться. Давай, главный комиссар, обсудим положение, докладывай.

— Очень тревожно в Ревеле. — Измайлов выглядел усталым, видно, много ночей недосыпал. — Бои идут на подступах к городу. Ждем первую группу ревельских кораблей, туда направили ледоколы «Ермак», «Волынец» и «Тармо»; на них представители Центробалта.

— Обстановка тяжелая, — раздумчиво произнес Дыбенко. — А как с людьми?

— Не хватает. Пытаемся доукомплектовать линкоры и крейсера за счет береговых команд Петрограда, Кронштадта и Ораниенбаума. Кое-кого нашли на вспомогательных судах…

«Флот оголен, а фронту нужны моряки», — думал нарком. Измайлову сказал:

— В Гельсингфорс едет Борис Жемчужин — уполномоченный Совнаркома по переходу кораблей в Кронштадт. — Немного помолчав, спросил: — Как настроение офицеров?.. Да, чуть не забыл, пускай дежурный срочно разыщет Свистулева, у меня к нему важное задание.

— Офицеры? Разные они. Кто признает новую власть, те за переход кораблей. Кое-кто отмалчивается. Но многие категорически против. «Не пробьемся, — говорят они. — Будем отстаиваться в Гельсингфорсе до лучших времен». Они-то и разлагают матросов, вбивают им в головы: «Немцы скоро придут, а море льдом сковано. Переход в Кронштадт невозможен. Остается плен».

— Подлецы! Изменники! Иначе их не назовешь. Их агитация полностью соответствует вражеским планам. «Немцы-де покончат с Советами, захватят флот, а после заключения мира вернут его новой России без большевиков». Вот о чем мечтают эти господа!

Некоторое время оба молчали. Заговорил Дыбенко:

— После Октября среди офицеров образовались но крайней мере три группы. Первую, незначительную, составляют офицеры, перешедшие на сторону народа или ему сочувствующие, они с нами сотрудничают, их мы поддерживаем и оберегаем. Вот они-то за переход, за спасение флота. Вторая группа — многочисленная — мечтает о России английского образца, где уживается парламент и монархия. И наконец, третья — откровенные царисты, как Вилькен, Черкасский, Ренгартен, Граф. Их много. — Дыбенко закурил. — Правительство поставило перед моряками задачу — во что бы то ни стало перебазировать флот в Кронштадт! Корабли нужно сохранить для Советского государства. Прошу учесть — это приказ! Его мы обязаны выполнить!