Дыхание богов

Господин Перришон со своим слугой отправляется на Монблан, чтобы предаться радостям альпинизма. Его дочь ждет его в маленьком шале. Возвратившись, господин Перришон представляет ей молодых людей, которых он повстречал в горах. Один из них – замечательный юноша. Он, Перришон, спас ему жизнь, когда тот едва не сорвался в пропасть. Молодой человек с жаром подтверждает, что его не было бы в живых, если бы не господин Перришон.

Слуга напоминает хозяину, что нужно представить и второго гостя, который спас самого Перришона, когда тот сорвался в расщелину. Господин Перришон пожимает плечами и заявляет, что опасность, ему угрожавшая, была не так уж велика, и выставляет своего спасителя наглецом и выскочкой. Он преуменьшает достоинства второго молодого человека и побуждает свою дочь оказать внимание первому – очаровательному юноше. Чем дальше, тем Перришону все больше кажется, что помощь второго юноши была ему совершенно не нужна. В конце концов он даже начинает сомневаться, а срывался ли он в пропасть на самом деле?

Эжен Лабиш наглядно показывает, как странно ведет себя человек, который мало того, что не чувствует благодарности и признательности, но и презирает тех, кто пришел ему на помощь. Возможно, это происходит из-за нежелания быть кому-то обязанным. И, наоборот, мы любим тех, кому сами помогли, гордимся своими хорошими поступками и убеждены, что те, кого мы облагодетельствовали, обязаны испытывать вечную благодарность.

Эдмонд Уэллс.

«Энциклопедия относительного и абсолютного знания», том V

41. СЕНТ-ЭКЗЮПЕРИ

Я словно утонул в глубоких глазах Афродиты.

– Мишель, тебе грозит опасность, – изрекает она. – Ты из тех, кто всегда расплачивается за других. Твой народ дорого платит за смягчение тоталитарного режима, а ты расплачиваешься за то, что защищаешь свободу. «Они» не упустят случая посчитаться с тобой.

– Кто? Другие ученики?

– Не только.

Афродита оглядывается, смотрит по сторонам, словно боится, что кто-нибудь ее услышит, и шепчет мне на ухо.

– Ты даже представить себе не можешь, что такое мир богов на самом деле. О, как я иногда жалею, что знаю слишком много! Иногда я так хочу быть смертной!

Страдание искажает ее лицо. Афродита выглядит совершенно затравленной. И чем-то похожа на Жюля Верна, который в первый день умолял меня не подниматься на гору или не пытаться узнать, что находится на ее вершине.

– Никто даже представить себе не может, какова истина, – повторяет она.

– Но ведь мы управляем смертными, разве не так?

– Смертные не принимают по-настоящему важных решений. И… они не знают, в каком мире живут. А мы знаем… и нам нет прощения.

– Я не понимаю.

Афродита прижимается ко мне. Ее нежная грудь касается моей кожи. Она берет мою руку и кладет в вырез своей тоги. Моя рука превращается в сверхчувствительный приемник. Мне кажется, что я чувствую поры на ее коже, мельчайшие сосуды под ней и крупный, слегка влажный сосок.

– Счастливы те, кто не понимают этого. Как бы я хотела не понимать.

Мне хочется поцеловать Афродиту в губы, но, как только я склоняюсь к ней, она отталкивает меня, сначала слегка, потом решительно.

Она грустно улыбается.

– Никогда не отказывайся от мечты, Мишель. Не сдавайся и обязательно найди то, что может быть лучше Бога и страшнее дьявола. Ради бога, найди ответ, и ты получишь меня целиком.

Она снова прижимается ко мне.

Я пленен ее красотой, очарованием, я погружен в ее ауру любви. Вокруг нас фотографии погибших миров. Эрос и Танатос. Энергия жизни, неотделимая от энергии смерти.