Дыхание грозы (Полесская хроника - 2)

- В примаки! Хотел, кума, к тебе, да передумал - старая уже ты для меня! Я и помоложе найти могу!

- Дак молодая не очень по тебе упадае! Обещает не на утеху, а так, для смеху! Поднесет сливок, а даст в загривок! - Перестала хохотать: - В колхоз ето?

- В гурт, браточко. - Подхватил: - Пойдем, может, вместе, чтоб веселей было!..

- Иди, куманек, пока один, - весело, но как-то серьезно сказала Сорока. - Попробуй, какой смак, а тогда уже нам _ дай знак! - Она оглянулась на женщин. - Как сладко будет - вся команда прибудет! А как горько на смак ползи назад, как рак!..

- Старая ты, боязливая! - плюнул Зайчик и подался своей дорогой.

Заехал на Миканоров двор, где с Миканором стояло несколько колхозников и любопытствующих, сдал плуг, борону, распряг коня, сдал сбрую. Миканор все записал в зеленую ученическую тетрадь, проставил всему цену.

- Вот теперь - колхозники по всей форме! - сказал он, когда Зайчик вывел под списком какую-то кривулю. - А то только, не секрет, название одно было!

- Теперь колхозники на сто процентов, - отозвался Андрей Рудой. Растолковал Зайчику: - Самое основное - обобществление имущества!

- Самое основное, браточко, - засмеялся Зайчик, - ето осмелиться! Я, ето, набрался смелости еще на покосе! Хоть головою темный. А ты вот хоть грамотей и все знаешь, а вот глядишь все сбоку! Объясняешь все, братко!

- Правильно подметил, дядько Иван! - похвалил Зайчика Миканор. - Других учит, а сам в сторону жмется! Колени дрожат, наверно!

- Тут ничего удивительного, - рассудительно, спокойно промолвил Рудой. - На передовой, как в бой идти, грамотные всегда были самые несмелые! Все отчаянные герои на передовой - из простых людей, неграмотные, как правило.

И в этом, если разобраться, ничего удивительного Грамотный человек, он знает, так сказать, что к чему, думает много.

А это, следовательно, мешает геройству А неграмотный - он сразу решает Или грудь в крестах, или голова в кустах.

- Ето неправильная теория! - возразил Миканор. - У нас теперь самые герои - грамотные! На то советская власть и старается, чтоб грамотные были все! Да и то неправильно: что в колхозе голова может быть в кустах!

Рудой хотел что-то сказать, оправдываясь, но во двор въехал Алеша Губатый с возом.

- Ну, пора и тебе в коллектив, сивый! - Зайчик заметил вблизи одного из своих малышей, позвал: - Антось, иди сюда! - Посадил белобрысого, с тонкой гусиной шеей малыша, который счастливо вцепился в черноватую гриву Держись, братко!.. - Подбежал еще один Зайчиков малыш, ухватился, потянул отца на свитку: "И меня". Зайчик посадил и этого. - Держись за Антося! Под руки возьми, вот так!.. Держитесь один за одного, байстрюки батькины! Последний раз на единоличном едете! - Он тронул за узду сивого.

2

И в этот день любопытствующие смотрели по-разному:

одни - задевая, посмеиваясь, другие - рассуждая, споря меж собой, третьи - молчком, пряча в себе свои размышления. И тут были такие, что смотрели на все безразлично, как на чужое, и такие, что волновались, будто это и их как-то касалось, будто с этим и у них что-то могло измениться.

Однако, хоть было похоже на то, как смотрели раньше, можно было заметить, что беспокойных и беспокойства теперь было намного больше; едва ли не каждого в Куренях волновало необычное событие: интересом, надеждой, тревогой, озлоблением...

Немного было таких, что, насмотревшись, как колхозники своз,ят и сводят добро, сразу возвращались на свои дворы к обычным хлопотам. Почти каждого волновало то необычное, что происходило на глазах. Еще больше, чем на Миканоровом, толклись толпы на Хведоровом и Хонином дворах.

Особенно много гомону, суетни было на Хведоровом дворе, где ставили в сараи коров и где беспокойно пестрели женские платки да юбки.

Тут были и любопытство, и удивление, и смех, и слезы.

Не только те, что привели коров, а и просто любопытные теснились в воротах, лезли в хлев, смотрели, будто на чудо.

Коровы, что стояли в загородках, беспокойно косились на соседок, на людей, неведомо зачем теснившихся к ним, водили диковато головами, выставляли рога, посылали в люд-"

ское, разноголосье тоскливое мычание.

Женщины-колхозницы, шурша свежей сухой соломой под ногами, усердствовали около коров, вертелись возле Хромого Хведора, что, как хозяин, покрикивая на женщин, добиваясь порядка, ковылял на костылях около Хведоровой Вольги, назначенной дояркой.

- Поставь дальше от етой, от Зайчиковой, Хведорко! - просила, будто стыдясь, тихая Алешина сестра. - Крученая ета, Зайчикова! Проткнет рогом увидишь!.. Переставь, Хведорко!

- Не проткнет! - мирно и убежденно заявлял Хведор. - Чего ей протыкать!

В одном колхозе, считай!.. Ушла бы ты, Арина, лучше было б, ей-бо!..

- Чтоб кормила хорошо и - чтоб ласково с ею! - просила Зайчиха, за подол которой держалось сопливое дитя. - Как накормишь да как ласково подойдешь, дак даст что-то.

Не гляди, что такая!.. Надо ласково, если доишь!