Когда Черноштан протопал сапогами к дверям, Башлыков и Апейка смотрели в окно, как он подбирал сено, отвязывал коня, как неторопливо, раздумчиво выводил на улицу.
— М-да… — Башлыков прошелся по комнате, стройный, по-юношески упругий. Постоял, решительно крутнул ручку телефона. Приказал, чтобы дали Олешники, позвали Гайлиса.
— Приветствую, товарищ Гайлис!.. Башлыков говорит!
Дятла нет?.. Редко бывает он у вас!.. Не оправдывай! — Башлыков строго хмурил черные брови, смотрел куда-то в угол острым взглядом. Он помолчал, как бы давая Гайлису время уразуметь, что сейчас начнет о главном. — Что там у вас происходит? Разъяснить надо? Я о Глинищах спрашиваю!.. Творится черт знает что под боком, а вы спите и сны спокойные видите! Спите! Не видите, что делает у вас под носом кулачье!.. Не видите! Или заняли оппортунистическую позицию, что еще хуже!.. Если не выправите — будем говорить серьезно! На бюро!.. Передай это Дятлу!..
До свиданья!
Он тяжело положил трубку, мельком глянул на Апейку.
— Думаешь, зря пригрозил? Вижу по глазам. Напрасно так строго с Черноштаном?.. — Он глядел прямо в глаза Апейке. — Обстановка требует. Не такая обстановка, чтоб церемониться! Против силы — надо силой! Уверенность и строгость! Пусть видят и чувствуют: руководитель есть руководитель!
Апейка понял: это не столько объяснение своего поведения, сколько поучение ему, деликатному, мягкотелому. Хотел возразить, но Башлыков сказал:
— Думаю, Глинищами надо заняться Харчеву…
— Харчев пусть займется… Но беда там, видно, не только в агитации кулаков… Надо, по-моему, что-то делать в самом колхозе. Мы, по-моему, мало считаемся с психологией людей. Надо как-то заинтересовывать людей. Черноштан это правильно говорил…
— Заинтересовывать, заинтересовывать… Ох, эта психология!.. Жить она не дает тебе! Менять надо ее, эту твою психологию!..
Апейка почувствовал, что спорить бесполезно. Смолчал.
Башлыков взглянул деловито, требовательно:
— Ну, докладывай, хвались — если есть чем!
Апейка сказал, где был в последние дни, где провес собрания, сколько человек вступило в колхозы. Башлыков достал блокнот, переспрашивал, записывал. Стал рассказывать, где сам был.
— Вчера заезжал к тебе на родину. Перед собранием зашел к старикам твоим. "Дай думаю, посмотрю, как живут родители нашего председателя". Так что — познакомился…
Понравились и мать и отец. Карась хвалил отца: "Мастер первой марки — и в поле и на реке. И — честнейшей души.
Первый старик в колхозе", — сказал. Так что хорошее было знакомство! Хорошие старики!
— Не обижаюсь! — будто пошутил Апейка. Он усмехнулся скупо, хотя доброе слово про стариков пришлось по душе ему и хотя видел — Башлыков доволен искренне: чувствовал Апейка за этим, что чего-то Башлыков не договорил, скажет еще что-то — не такое приятное. С чуткой настороженностью ждал. Он не ошибся: через минуту улыбка с лица Башлыкова сошла, губы строго поджались. Взглянул прямо в глаза, открыто, невесело:
— А брат! Ну и брат! — Сочувственно покачал головою. — Это — родня!..
Апейка промолчал. Молчание было долгое, тяжелое. Потом Башлыков спросил:
— Как ты просмотрел это?
— Почему просмотрел?..
Башлыков пояснил мысль:
— Харчев говорил: он помогал тебе при белополяках?
Продукты, патроны носил? Помогал нам… Бедняком был…
— Был…
— Переродился?.. За годы советской власти?..
— За годы советской власти…
Апейка не скрывал, что разговор этот для него неприятен.
Он не любил говорить о брате, не только потому, что это была не такая уж веселая тема для разговора, а больше потому, что ему при этом приходилось как бы оправдываться, выгораживать себя, делать то, чего Апейка не любил. К счастью, доказывать это почти никогда не приходилось. Все в районе знали и его родню и его брата. Башлыкову, вскоре после того, как он приехал сюда, Апейка при случае уже рассказывал о брате, не подчеркивая их вражду и не оправдываясь, — просто для того, чтобы Башлыкову все было известно. Уже тогда Апейка понял, что Башлыков — из анкеты или из чьих-то слов — знает все хорошо; и теперешнее напоминание о брате, и то, что он говорил с Харчевым, и мысль о том, что он, возможно, не случайно заехал туда, а чтобы узнать самому, проверить, — насторожили его.
"Перед самой чисткой как раз", — связал он все услышан-"
ное воедино.
— Было все: и патроны носил и в бедняках был, — жестко, с досадой сказал Апейка.
Башлыков, кажется, понял эту досаду, посочувствовал:
— М-да, я не хотел бы иметь такого брата.
— А я его сам выбирал?! — Апейка говорил грубо: хотел оборвать разговор.