Дыхание розы

– Валломброзо – это не человек, а итальянский монастырь. Я слышал, что там ведутся исследования в области математики и астрономии, не говоря уже о том, что его монахи весьма сведущи в медицине.

– А…

По лицу ребенка было видно, что он глубоко разочарован. Как теперь он сумеет понять смысл выкладок, записанных в толстом дневнике?

– Почему тебя это интересует?

– Потому… – пролепетал Клеман.

– Это настолько серьезно? – продолжал мягко настаивать Жозеф.

– Э-э… потому… я прочитал… где-то… только не подумайте, что я верю всему этому вздору, но… Валломброзо был упомянут в одной из теорий, согласно которой Земля не застыла неподвижно на небе…

Старый врач смертельно побледнел и тоном, не терпящим возражений, приказал:

– Замолчи! И чтобы больше никто не слышал от тебя таких слов.

Жозеф с беспокойством посмотрел вокруг. Кроме них в огромном светлом зале, превращавшемся зимой в настоящий ледник, никого не было. Подойдя ближе к ребенку, Жозеф наклонился и прошептал ему на ухо:

– Еще не пробил час. Люди еще не готовы услышать правду и согласиться с ней… Земля вовсе не застыла неподвижно. Она вращается вокруг собственной оси, и поэтому день и ночь сменяют друг друга. Она также вращается вокруг Солнца, всегда по одной и той же траектории, порождая смену времен года.

Это было настолько логично, что Клеман остался стоять с открытым ртом.

– Это тайна, понимаешь, Клеман? Она может стоить нам жизни, если кто-нибудь узнает, что мы владеем ею.

Ребенок часто закивал головой, а затем прошептал:

– Но тогда астрологи ошибаются?

– Все без исключения. Тем более есть весомые основания полагать, что существуют другие звезды, пока еще не известные нам. Именно по этой самой причине ты не должен доверять астрологической медицине в том виде, в каком ее повсеместно практикуют.

– Жозеф выдержал короткую паузу, а затем сказал:

– Теперь моя очередь требовать, чтобы ты открыл тайну… девочка.

Клеман с трудом проглотил слюну.

– Поскольку ты девочка, не так ли? – на одном дыхании произнес Жозеф.

И вновь Клеман только и смог кивнуть головой в ответ:

– Тебе скоро исполнится одиннадцать лет… Тебе говорили о… о физиологических особенностях, свойственных прекрасному полу?

– Я не знаю… У меня никогда не будет бороды… и существует главная анатомическая разница, позволяющая отличать девочку от мальчика.

– Именно этого я и боялся… Ну что же, начнем с этого… космогония может подождать!

Но паника уже вытеснила, изумление. Со слезами на глазах Клеман умолял Жозефа еле слышным голосом:

– Об этом никто не должен узнать, мэтр! Никто.

– Я это понял. Не беспокойся. Отныне нас связывает не только неистребимая тяга к знаниям, но и опасные тайны.

Насторожившись, они одновременно повернулись лицом к открывавшейся двери. Ронан сделал несколько шагов и извинился:

– Надеюсь, я не прервал какой-нибудь ваш опыт, мессир врач?

– Нет. Мы как раз закончили одну демонстрацию.

– Монсеньор Артюс требует к себе молодого Клемана.

– Что же, мальчик мой, иди. Граф хочет тебя видеть. Не заставляй его ждать.

– Спасибо, мэтр.

– Ты вернешься сразу же, как только наш сеньор пожелает этого. Сегодня мы еще не закончили.

– Хорошо, мессир.

Граф работал в библиотеке-ротонде, которую он так любил. Едва Клеман вошел, как Артюс оторвался от книг учета и дружеским жестом отпустил Ронана.

– Черт возьми… эта работа управляющего портит мне настроение, – пробормотал он. – Тем не менее я должен испытывать удовлетворение и признательность: мы сумели избежать худшего, собран хороший урожай, да и отел лучше, чем в прошлом году.

Граф закончил строчку. Клеман заметил, что Артюс писал изящной скорописью.[6] Клеман сразу же вспомнил о размашистом почерке в дневнике. Речь шла о ротунде, письме, предназначенном для научных, юридических и теологических трактатов, – одним словом, для знаний, передаваемых на латыни. Если этот почерк принадлежал рыцарю де Риу, как он все время думал, значит, рыцарь был одним из теологов своего ордена? Но как эта деталь могла помочь Клеману? Он не знал, однако инстинктивно чувствовал важность своего открытия.

Граф положил перо на красивую серебряную чернильницу в форме корабля, стоящую напротив. И без того мрачное лицо графа исказилось, и ребенка обуял страх. Что это за новость, которую граф так долго не решался ему сообщить? Срывающимся голосом, полным печали, которую он без особого успеха пытался обуздать, граф вымолвил:

– Мадам де Суарси прибыла в Дом инквизиции в Алансоне. Ее держат intra mums strictus.

Клеман прислонился к книжному шкафу. У него перехватило дыхание. Ему казалось, что он дрожит всем телом, с ног до головы. Но возможно, у него просто разыгралось воображение. Твердая рука схватила Клемана за рубашку, когда он почувствовал, что падает. Очнувшись, Клеман увидел, что сидит, сам не зная почему, в одном из небольших кресел, стоявших вдоль стен комнаты.

– Извините, монсеньор, – пробормотал Клеман, понемногу приходя в себя.

– Нет, это ты извини меня. Я привык жить среди мужчин и крестьян, и поэтому, боюсь, мне не хватает учтивости и дипломатии.