Дым отечества [СИ]

— Чепец, — у Эсме Гордона есть опыт, он некоторое время успешно изображал знатную женщину, — не просто больше пошел бы темноволосой… он пришелся бы Ее Величеству очень не к лицу. А опись подарков — обязанность первой фрейлины двора. Ее Светлость герцогиня Беневентская, так или иначе, обязательно бы увидела чепец первой.

— Но для чего бы родне Его Светлости вредить госпоже герцогине? — медленно выговаривает Ришар фицОсборн.

Медленно — не потому что устал, и не потому что удивлен; вряд ли сегодня он еще сможет удивляться, да и уставать дальше просто некуда. Медленно, потому что пробует идею на вкус, смакует ее, хорошо ли ложится на язык, легко ли с языка слетает, не встает ли поперек горла…

— Пока не знаю, — сознается Эсме. — Но это гораздо лучше, чем вредить королеве, правда?

Тогда: Жиль де Сен-Шели, архиепископ Тулузский

Архиепископ Тулузский крутит в руках яблоко, будто ожидает увидеть на другой стороне — змею. Змея там нет, а само яблоко могло бы произрасти в райском саду — солнечно-красное, отливающее по бокам благородной медью, означающей отменную сладость и слегка ореховый привкус, плотное и округлое, наполненное соком. Такое яблоко не стоит давать ребенку, не выварив предварительно в вине или в меду, но взрослый может есть его и сырьем, последним блюдом обеда, или даже просто так, запивая вином… Вот они и лежали на блюде, закуской к вину, вместе с хлебцами и сырами, и овощами, и травами.

Гости архиепископа были родом с севера, где не понимают еды без мяса, а всем напиткам предпочитают пиво. Поэтому сегодня в доме царил юг, исконная кухня Ромы, где главное достоинство еды — сиючасные свежесть и вкус, присущие только одному определенному месту, одному определенному времени.

И все было прекрасно — если бы блюдо с яблоками не заметили в коридоре и кто-то из гостей не подивился и не восхитился евангельской простоте здешнего церковного жития. Подумать только, к столу самого архиепископа подают неукрашенные яблоки. Простое недоразумение — яблоки ведь принято заливать сладкими соусами, оборачивать в блестящее… но секретарь, сопровождавший блюдо, пожелал точно выяснить, как украшают яблоки во Франконии — знание никогда не бывает бесполезным. Оказалось — просто. Когда красные яблоки только начинают созревать, крестьяне режут из подобающего материала всякие фигурки — полумесяцы, короны, кленовые листья, вифлеемские звезды, и тщательно и ровно закрепляют их на плодах. Солнце, будучи животворящей силой, окрашивает яблоко, но закрытая часть не узнает его лучей и остается желтой. После сбора урожая маски снимают и узорные яблоки подают к господскому столу. Только к господскому конечно. Кто из крестьян посмел бы взять украшенное яблоко — руки не жалко? Теперь-то конечно смеют… и не только это.

Секретарь заметил, что процедура, будучи применена к каждому яблоку сада, вероятно, требует большого и кропотливого труда, и спросил, улучшает ли она вкус. Нет, сказали ему, но вещи, принадлежащие благородным должны отличаться, а труд на благо высших полезен тем, чье отведенное Богом место — место земляного червя.

Реляция, тщательно воспроизводившая речи гостей, вплоть до акцента, лежала с правой стороны стола и солнечный луч, отразившийся от яблочного бока, слегка окрашивал воск в желтый и розовый. Возможно, впрочем, это происходило только в воображении архиепископа.

Гости с севера в доме архиепископа, гости с юга. И сам архиепископ Тулузский, гостеприимный хозяин, царит над ними, как подобает его сану и положению. Яблоки из его собственных садов, мед с его собственных пасек, вино с его виноградников… обширны его владения, щедра его земля. Гости с севера и гости с юга равно выражают восхищение, и не из вежливости. Нет у них ни таких яблок, ни такого вина — богатого, густого и яркого, как кровь, играющего всеми оттенками вкуса. Северные белые вина сладки и нежны, южные сухи и терпки.

И северные, и южные гости признают, что владения архиепископа Тулузского богаты, власть велика, а вера и слава крепки и непоколебимы. Кому, как не ему, возглавить поход в защиту веры? Да не простую войну, которую ведет алчная знать, прикрывая интересами веры тягу к грабежу и обогащению, а войну истинную, благородную и священную?

Жаркое солнце стоит над Тулузой, но жарче солнечного огня пламя веры в крови архиепископа, велико и чисто, как небо над Тулузой дерзновение его перед Господом. Слава Иисуса Навина, сподвижника Моисея, пророка и воина Божия, желанна архиепископу — а также и ромский престол, и тяготы петрова наместничества; а для того нужен ему славный поход во имя восстановления веры на землях франконских.

Поскольку овцы господни на этих землях покрылись паршой ереси и изгнали пастушеских собак, а теперь в безумии, болезни и опьянении, вытаптывают господень вертоград у себя — и чают принести свой грех и в иные земли.