Дырявые часы

На месте незнакомца никого не оказалось!

Это было настолько неожиданно, что она, как околпаченный птенец, широко разинула рот, напрочь растеряв черты «знойной сеньориты». Невозможно было поверить, что кто-то её надул. Вот так просто! Саму Пию! Быть не может! Ту Пию, которая сама кого хочешь и не хочешь надует и лопнет; которая с парнями управлялась хлеще, чем с кастаньетами во время фанданго[2], которая… которая… Да кто он вообще такой, чего о себе возомнил!

Девушка вскипала. Шептала, сжав кулаки, что он наглец, потом – что он или трус, или безумный; даже «страшный» вырвалось ненароком, хотя это и было откровенным враньём. А потом…

А потом она снова обернулась: как ни в чём не бывало там сидел «художник», невозмутимо орудуя карандашом. «Дурацким карандашом!», «дурацкий художник!», и да – сидел…

Его симпатичная улыбка с искринкой и чувственный взгляд всё больше бесили Пию. Теперь было совсем непонятно: подойти и послать его (хотя если послать, то зачем подходить) или сделать вид, что ничего не произошло, и дальше позировать. Но как теперь позировать, если кровь закипела сильнее сливок на углях. Может, уйти? Да куда уйти! Чтоб я когда-нибудь сбегала! Ни за что! Если уж вставать – то только чтобы сбить эту улыбку с его довольной физиономии!.. Точнее, эту классную улыбку с его милой физионо… Так стоп!

Пия замотала головой. Ладно, разберёмся!..

«Художник» прервал её колебания: жестом он пригласил девушку приблизиться и посмотреть на то, что вышло.

От гордой красавицы энтузиазма не последовало. Поэтому парень сам ловко вскочил на ноги и направился к неприступнице, которая тут же, нарочно отвернувшись, сделала безразличный вид.

Незнакомец присел рядом и положил стопкой на траву альбомные листы, но говорить он, видимо, не торопился. Пия снова распалялась. Она продержалась с минуту, а потом всё же открыла рот, чтобы дать волю клокочущей тираде…

Но лексикон детишек, кормивших пернатых остатками блинчиков, не успел перейти в разряд взрослых, так как «художник» достал из кармана очки, привычным жестом разместил на аккуратном прямом носу и заговорил первым.

– Се-ньо-рита… – было начал он по слогам.

Но Пия тут же покатилась со смеху, откинувшись на спину и схватившись за живот. Девушку, колотившую руками по газону и даже по своему растерянному спутнику, трудно было не заметить – и окружающие уставились на странную пару. То ли акцент сеньориту развеселил, то ли что парень несуразно расставил руки в стороны, боясь нечаянно её коснуться, – но в любом случае остановиться она никак не могла и от хохота уже завалилась на юношу, красного, как помидор.

Наконец она выдавила:

– Вот… ха-ха! Вот… я дура! С большой буквы дура перегревшаяся!

– Почему так? – завис незнакомец. – Разве невинные очки умеют делать дам немножечко глупее?

– Ды… – сдерживала очередной порыв смеха Пия, – ды я не о том! Вот я дура: подумала, что не портрет мой выйдет, а прямо чудо природы. А тут – художник-то без очков меня малевал! Эт… ха! эт… что ж там кроме пьяного размытого пятна могло нарисоваться! Ей-богу, щас рожу! – снова закатилась та, а мамаши вокруг начали обеспокоенно галдеть, видя, как после этой фразы девушка ещё сильнее схватилась за живот.

Пия заливалась так заразительно, что и парень уже не сдерживал улыбку.

– Чего вы, сеньорита? Вон даже люди испугались.

– Я и говорю: даже люди – и те испугались! Ха-ха-ха! Без страха и не взглянуть! Слепой художник!.. Ха-ха! А я тогда – нелюдимая танцовщица для… ассамблеи пенсионеров!

Незнакомец тоже захохотал в голос – и вот они уже вдвоём, вцепившись в друг друга, «в конвульсиях» валялись на траве. Насилу придя в себя, юноша спросил:

– А всё-таки… причём тут портрет?

– А что? Портрета нету? – Пия посмотрела на него в упор широкими ореховыми глазами.

– Сами взгляните – я ж слепой.

– Не бери в голову, ты и так симпатичный, – отмахнулась Пия. – Ладно, сама проверю: достаточно ли круглое пятно там у тебя – или циркуль взять?

– Ну проверь… – рискнул «художник» перейти на ты, но молодая испанка этого даже не заметила.

С нетерпением она зашелестела листами. Все они оказались пустыми, кроме одного, смятого, который сеньорита начала разворачивать, но вдруг остановилась:

– Что это? – растерянно спросила она. – Этот стул – я?

– Нет, – по инерции ещё раз хихикнул «художник», – этот стул – стул. Чертёж по работе.

– Ничего не поняла! – Развела девушка руками.

– Да! тут точно не разобраться: целый стул-стул!

– Так! разом прекратим считать меня дурой! Слова свои я забираю обратно, и мы начинаем думать, что я с умным видом слушаю твои гениальные пояснения. Давай, хитрюга-художник!

– А ты разверни до конца – и всё станет ясно.

Вскоре девушка уже смотрела на два билета в своей руке, будто не понимая, что перед ней такое.

– Это приглашение? – Стреляла глазками она.

– Пока нет, сеньорита… м-м-м… Как же тебя зовут?.. Уж не Пия ли?

Она вздрогнула, а «художник» ожидал дальше услышать что-то вроде «ты – телепат!» или «мы знакомы?», но вышло чуть иначе:

– Ты что – моя мама?! – вскрикнула девушка и схватилась за голову, будто испугавшись, что потеряла память.