Дзержинский. От «Астронома» до «Железного Феликса»

Уже 21–23 июля (3–5 августа) 1907 г. Дзержинский участвует в 3 конференции РСДРП в городе Котка в Финляндии. Конференция была посвящена ситуации в России после Третьеиюньского переворота и роспуска Государственной Думы. В конференции принимало участие 26 делегатов, в т. ч. три делегата от Польши. Главным вопросом было отношение партии к выборам в Государственную Думу. Дзержинский в этом вопросе поддержал позицию Ленина, который выступал за участие в выборах, но отказывался, в отличие от меньшевиков, от коалиции с кадетами.

Впоследствии роль Дзержинского как связующего между польской и русской социал-демократией закрепится. 5–12 ноября (18–25) 1908 г. Феликс Дзержинский участвует в 4 конференции РСДРП в Гельсингфорсе. Позднее, 30 марта (12 апреля) 1908 г., он руководит краевой конференцией СДКПиЛ.

Нелегальная деятельность Дзержинского была сопряжена с многочисленными поездками по Польше. Часто он бывал в Лодзи. Именно отсюда он с возмущением писал о расстреле 23 сентября 1907 г. семи рабочих и одной работницы фабрики Зильберштейна по распоряжению военного генерал-губернатора Казнакова, после того как возмущенные рабочие убили владельца фабрики. При этом только один из рабочих имел отношение к убийству Зильберштейна.

Революция и любовь

3(16) апреля 1908 г. Феликс Дзержинский был арестован уже в пятый раз. Он был заключен в X павильон Варшавской цитадели. Здесь 17 (30) апреля 1908 г. Дзержинский, после двух недель заключения в одиночной камере, начинает вести свой знаменитый «Дневник заключенного». Он делает первые записи, объясняющие это решение: «Всего две недели я вне живого мира, а кажется, будто прошли целые столетия. Мысль работала, охватывая минувшее время — время лихорадочного действия, — и доискивалась содержания, сущности жизни. На душе спокойно, и это странное спокойствие совершенно не соответствует ни этим стенам, ни тому, что покинуто мной за этими стенами. Словно на смену жизни пришло прозябание, на смену действиям — углубление в самого себя. Сегодня я получил эту тетрадь, чернила и перо. Хочу вести дневник, говорить с самим собою, углубляться в жизнь, с тем чтобы извлечь из этого все возможное и для самого себя, а может быть, хоть немного и для тех друзей, которые там думают обо мне и душой болеют за меня, — и этим путем сохранить силы до возвращения на волю»[468]. И здесь же, в продолжении — тюремные реалии: «Завтра Первое мая. В охранке какой-то офицер, сладко улыбаясь, спросил меня: «Слышали ли вы о том, что перед вашим праздником мы забираем очень много ваших?». Сегодня зашел ко мне полковник Иваненко, жандарм, с целью узнать, убежденный ли я «эсдек», и, в случае чего, предложить мне пойти на службу к ним… «Может быть, вы разочаровались?». Я спросил его, не слышал ли он когда-либо голоса совести и не чувствовал ли он хоть когда-нибудь, что защищает дурное дело…»[469]

.

Одиночное заключение скоро сказывается на здоровье Дзержинского. Он сам фиксирует в дневнике странные изменения в своем характере. В записи от 24 апреля (7 мая) он пишет: «Сегодня у меня было свидание с защитником. Прошло три недели полного одиночества в четырех стенах. Результаты этого уже начали сказываться. Я не мог свободно говорить, хотя при нашем свидании никто не присутствовал; я позабыл такие простые слова, как, например, «записная книжка», голос у меня дрожал, и я чувствовал какую-то дрожь во всем теле. Мысли путались, но я чувствовал себя спокойным; это не было расстройство нервов. Я отвык от людей и, будучи выведенным из равновесия своего одиночества, не успел в течение нескольких минут найти себя, найти новое равновесие. Адвокат посмотрел на меня и заметил: «Вы изнервничались». Я возвратился в свою камеру злой на самого себя: я не сказал всего и вообще говорил, как во сне, помимо воли и, возможно, даже без смысла»[470].