Дж.Д. Сэлинджер. Идя через рожь

Читательского успеха «Опрокинутый лес» не снискал. Те из читателей «Космополитена», что одолели повесть до конца, еще могли найти ее необычной, но вряд ли кому-то она показалась захватывающей. Большинство же было просто возмущено тем, что редакция подсунула им натуральную головоломку. Как рассказывает А. Э. Хотчнер, какое-то время проработавший в «Космополитене», главный редактор «был засыпан письмами недовольных и отныне решил печатать только вещи со связным и понятным сюжетом».

Это решение, впрочем, не помешало редакции включить «Опрокинутый лес» в «бриллиантовый номер», который был выпущен в марте 1961 года в ознаменование семидесятипятилетию юбилея журнала. Сэлинджер полагал, что повесть была к тому времени давно и прочно забыта. Узнав о намерении «Космополитена» ее переиздать, он настоятельно просил редакцию этого не делать. Но редакторы «Космополитена» не стали считаться с желанием к тому времени всемирно известного писателя.

В «Нью-Йоркере» дела Сэлинджера складывались гораздо удачнее. Рассказ «Хорошо ловится рыбка-бананка» имел большой успех у читателей, заинтригованных его смысловой неопределенностью и ударной концовкой. После нескольких лет сплошных отказов ему внезапно был предложен контракт, о котором любой писатель может только мечтать. По этому контракту Сэлинджеру выплачивалось регулярное вознаграждение за право «Нью-Йоркера» первым получать все им написанное.

«Договор о первом чтении» избавил Сэлинджера от необходимости ради заработка писать для глянцевых журналов. С той поры он писал исключительно для «Нью-Йоркера» — в других изданиях он имел право публиковать только произведения, которые «Нью-Йоркеру» не подошли. Постоянным редактором Сэлинджера стал Гас Лобрано, с чьей подачи с ним и был заключен договор на столь почетных условиях.

Можно смело утверждать, что Гас Лобрано работал с Сэлинджером умелее и плодотворнее всех остальных его редакторов, прошлых и будущих. Лобрано умел найти особенный подход к каждому из авторов «Нью-Йоркера», в большинстве своем людей с ранимым самолюбием, ревниво оберегающих свой статус в журнале, который они считали своего рода литературным Олимпом.

Лобрано учился в колледже вместе с писателем Э. Б. Уайтом, чья жена Кэтрин со временем стала в «Нью-Йоркере» всемогущим редактором отдела прозы. Когда в 1938 году Уайты собрались отойти от дел и переехать в штат Мэн, они пригласили Лобрано поработать в журнале и для пробы выдали ему порцию рукописей, с которыми Кэтрин не очень понимала что делать. В основном это были произведения авторов-евреев.

Редакторскому ремеслу Лобрано обучал Уильям Максуэлл, несколькими годами раньше взятый на работу той же Кэтрин Уайт. Максуэллу и в голову не приходило заподозрить в Гасе Лобрано конкурента — он был уверен, что сам займет освободившуюся после ухода Кэтрин должность редактора отдела прозы. Но в те же дни, когда она уходила в отставку, скоропостижно скончался дядюшка Максуэлла. Возвратившись с похорон, он был до глубины души потрясен тем, что в кабинете Кэтрин водворился его бывший ученик. В порыве негодования Максуэлл даже уволился из журнала, но Гас Лобрано вскоре зазвал его обратно. Впоследствии двух редакторов «Нью-Йоркера» связала тесная дружба.

Чтобы расположить к себе талантливых авторов, Лобрано не чурался некоторой фамильярности в обращении, прежде немыслимой под священными сводами редакции журнала. Сменив на редакторском посту Кэтрин Уайт, Лобрано с первого же дня сумел подладить под себя корпоративную культуру издания. Именно Лобрано начал строить отношения с авторами на основе «договора первого чтения». Это фактически превращало писателей в сотрудников журнала, привязывало их лично к Лобрано и создавало вокруг «Нью-Йоркера» некое подобие «семьи». Если основатель журнала Гарольд Росс залучал к себе авторов, всячески льстя их самолюбию на вечеринках с коктейлями, то Гас Лобрано сплачивал свою собственную когорту писателей на ужинах в ресторанах, на рыбалке и па теннисных кортах. Отмеченные его вниманием писатели ощущали себя членами узкого круга избранных.

Такое ощущение было и у Сэлинджера. Еще не забыв «предательства» Уита Бернетта, он с радостью принимал великодушную дружбу Гаса Лобрано и с удовольствием причислял себя к писательской элите «Нью-Йоркера». У Сэлинджера с Лобрано надолго сохранились добрые отношения. Но гораздо ближе он сдружился с Уильямом Максуэллом, который был человеком более книжным, тонким и чувствительным, чем Лобрано.