Дж. Д. Сэлинджер

Элоиза, бросив сигарету на грязный снег под ногами, ответила, что не знает точно, однако Мэри Джейн переживает зря – у нее такой все равно не будет. Подруга ответила:

– А, – и обе вошли в дом.

Через двадцать минут они допивали в гостиной первые «хайболы» и общались в манере, свойственной бывшим соседкам по студенческому общежитию, а возможно – этим соседством и ограниченной. Но их связывало и кое-что покрепче – ни та, ни другая колледж не закончили. Элоиза ушла на втором курсе в 1942-м, через неделю после того, как ее застукали с солдатом в закрытом лифте на третьем этаже общежития. Мэри Джейн – на том же курсе, в той же группе, чуть ли не в тот же месяц – бросила учебу, чтобы выйти замуж за курсанта-летчика, расквартированного в Джексонвилле, Флорида, – поджарого паренька из какого-то Укропа, штат Миссисипи, он просто бредил самолетами и два из трех месяцев своей семейной жизни с Мэри Джейн провел на гауптвахте за то, что ткнул ножом военного полицейского.

– Нет, – говорила Элоиза. – На самом деле, в рыжий. – Она растянулась на кушетке, скрестив худые, но очень симпатичные ноги в лодыжках.

– А я слыхала, в блондинку, – повторила Мэри Джейн. Она сидела на синем стуле. – Эта, как бишь ее, клялась и божилась, что в блондинку.

– Не-а. Точно тебе говорю. – Элоиза зевнула. – Я чуть ли не в комнате с ней была, когда она красилась. Что такое? Сигарет больше нет?

– Да ничего. У меня еще целая пачка, – ответила Мэри Джейн. – Где-то. – Она порылась в сумочке.

– Горничная дурища, – сказала Элоиза, не поднимаясь с кушетки. – Я час назад два блока ей под самый нос сунула. Так она в любую минуту сейчас может зайти и спросить, что с ними делать. Черт, о чем я?

– Тьеренджер, – подсказала Мэри Джейн, закуривая свою.

– А, ну да. Я точно помню. Она покрасилась вечером, перед самой свадьбой с этим Фрэнком Хэнком. Помнишь его?

– Смутно. Такой недомерок-рядовой? Ужасно несимпатичный.

– Несимпатичный. Господи! Да он смахивал на чумазого Белу Лугоши[54].

Мэри Джейн откинула голову и захохотала.

– Великолепно, – сказала она, возвращаясь в позу, пригодную для питья.

– Давай стакан. – Элоиза скинула ноги в чулках с кушетки и встала. – Честно, вот дурища. Я разве что Лью к ней в постель не подкладывала, чтоб она согласилась с нами сюда приехать. Ты уж прости, что я… А эта штучка у тебя откуда?

– Эта?

 – Мэри Джейн тронула камею на шее. – Ох господи, она у меня еще со школы. Мамина.

– Господи, – сказала Элоиза, беря пустые стаканы. – А мне вот носить совершенно нечего. Если мамаша Лью когда-нибудь помрет – ха-ха, – мне от нее достанется, наверное, какой-нибудь пестик для льда с монограммой.

– Ты с ней теперь как?

– Не смеши меня, – ответила Элоиза по пути на кухню.

– Мне совсем последний, – крикнула ей вслед Мэри Джейн.

– Черта лысого. Кто к кому в гости приехал? И кто на два часа опоздал? Будешь торчать тут, пока не опротивеешь. И ну ее к черту, твою паршивую карьеру.

Мэри Джейн снова откинула голову и захохотала, но Элоиза уже скрылась в кухне.

Одной в комнате заняться было нечем, и Мэри Джейн встала и подошла к окну. Отодвинула штору и уперлась запястьем в переплет, но, ощутив на коже грязь, отняла руку, вытерла ее и распрямилась. На улице зримо подмерзала слякоть. Мэри Джейн отпустила штору и мимо двух набитых книгами шкафов вернулась к синему стулу, даже не глянув на корешки. Уселась, раскрыла сумочку и в зеркальце осмотрела зубы. Сомкнула губы, с нажимом провела языком по верхним зубам и посмотрела еще раз.

– Снаружи такой лед, – сказала она, оборачиваясь. – Господи, ну ты быстрая. Содовой не доливала?

Элоиза с полными стаканами замерла. Оттопырила указательные пальцы, точно стволы пистолетов, и сказала:

– Всем стоять. Вы окружены, к чертовой матери.

Мэри Джейн расхохоталась и убрала зеркальце.

Элоиза подошла ближе. Стакан для Мэри Джейн шатко утвердила на картонке, а свой не поставила. Снова растянулась на кушетке.

– И что, по-твоему, она там делает? – спросила она. – Сидит на своей жирной черной заднице, читает «Багряницу»[55]. Я уронила формочки со льдом, когда вытаскивала. Она с таким раздражением на меня посмотрела.

– Мне больше не надо. Я серьезно. – Мэри Джейн взяла стакан. – Ой, послушай! Знаешь, кого я видела на той неделе? В главном зале «Лорд-энд-Тэйлорз»?[56]

– Не-а, – ответила Элоиза, поправляя под головой подушку. – Акима Тамироффа[57]

.

– Кого? – спросила Мэри Джейн. – Это кто?

– Аким Тамирофф. В кино снимается. Всегда говорит: «Ви силно пашутили – ха?» Ужасно его люблю… Что ж такое, в этом чертовом доме нет ни одной приличной подушки. И кого ты видела?

– Джексон. Она…

– Которую?

– Откуда я знаю? Ту, что у нас на психологии сидела.

– Они обе у нас на психологии сидели.

– Так. Ту, у которой здоровские…

– Марша Луиза. Я тоже с ней как-то столкнулась. Она тебе все уши оттоптала?