Дж. Р. Р. Толкин: автор века. Филологическое путешествие в Средиземье

В таком случае «Саруман» может означать просто «хитроумный человек» — в старину именно так и называли магов, так что все сходится. Но за этим можно увидеть, что, по мнению Толкина, древнеанглийское слово очень точно выражало суть сложного явления, для которого у нас теперь нет названия. Что же значит «Саруман»? С одной стороны, безусловно, это изобретательность, развитая до конструкторских навыков. Древень говорит о Сарумане: «В голове у него одни колесики да винтики»; его орки используют в Хельмовом ущелье какое-то вещество, похожее на порох, а потом он пытается разогнать онтов с помощью чего-то вроде напалма или, может быть, Flammenwerfer (огнемета), если вспомнить военную службу самого Толкина.

Само по себе это свойство может быть нейтральным с этической точки зрения, и Толкин всю жизнь питал симпатию к любой творческой деятельности, включая создание Сильмарилов, а также «любовь к прекрасным вещам, сотворенным посредством магии или искусными умелыми руками», «влечение, живущее в сердцах всех гномов», которое на мгновение ощущает и Бильбо в главе 1 «Хоббита». Однако у гномов, как говорится в вышеупомянутом древнеанглийском тексте, эта любовь может вызывать алчность и коварство — «власть богатства над душой», жертвами которой стали Торин и бургомистр Озерного города.

С другой стороны, есть еще одна ассоциация, которая носила для Толкина очень личный характер. В детстве он жил в деревушке под Бирмингемом, которая тогда называлась Сэрхоул (Sarehole), и ужасно боялся мельников, моловших кости на удобрения, — они с братом прозвали их «Белый Людоед» и «Черный Людоед» (см. «Биографию»). Сэрхоулская мельница стала для него символом разрушительной технологии, воплощенным в сценах с участием мельника Теда Пескунса в Хоббитании. И как удачно сложилось, что в слове Sarehole можно увидеть значение saru-pit[70]

(saru-яма) или, может быть, sere pit (истощенная яма). По словам фермера Коттона, Тед Пескунс тоже в каком-то смысле истощен: «Теперь обтирает колеса, где его папаша был мельник и сам себе хозяин» (глава 8 книги VI). Это уже не драконова болезнь, связанная с золотом, а некая металлическая болезнь, вызванная железом, и обе они заразны и смертельно опасны.

У Сарумана мы наблюдаем тяжелую форму «пескунсовой болезни»: она начинается с пытливости ума, затем развивается в конструкторские навыки, потом превращается в алчность и желание господства, перерастающие в ненависть и презрение к естественному ходу вещей, которые выходят за рамки рационального желания их использовать. Орки Сарумана сначала вырубают деревья для того чтобы топить печи, но в итоге продолжают это занятие ради забавы (см. жалобы Древня в главе 4 книги III).

«Применимость» этого описания очевидна: Саруман становится воплощением одного из характерных пороков современности, название для которого пока не придумано, — некой неуемной жажды изобретательства, бесцельного применения своих навыков, разрушения ради перемен. Интересно, что приспешники Сарумана зовут его Шаркичем: как нам сообщается, в переводе с оркского это означает «старик». Знатокам Средневековья, вероятно, придет на ум сравнение со «Старцем Горы» — главой секты ассасинов, который упоминается в «Путешествиях» сэра Джона Мандевиля. По-арабски его титул звучал бы как «шейх» (старейшина), а своими последователями он управлял, рисуя им картины рая, навеянные гашишем.

Можно сказать, что таким же образом Саруманы нашего времени вводят людей в заблуждение обетованиями будущего технологического рая, современной утопии. Однако на самом деле чаще всего мы получаем лишь изуродованные взрывами территории Восточной Европы — разоренные, загаженные, порой даже зараженные радиацией (после написания «Властелина колец» и даже после смерти его автора эта проблема стала еще актуальнее). Можно не согласиться с поставленным Толкином диагнозом и его ностальгически-пасторальным рецептом, но он, вне всякого сомнения, по крайней мере обратил внимание на серьезную проблему и попытался увидеть в ней историческую и психологическую глубину, чего до него не делал практически никто.

Если Сарумана можно считать «социалистом», то Денэтор являет собой его полную противоположность, «архиконсерватора». В то же время, как уже говорилось, Денэтор сравнивается в книге с Теоденом. Оба они старики, потерявшие сыновей, но представляют культуры, которые явно противопоставлены друг другу. Их судьбы одновременно тесно связаны и весьма непохожи.