Читаем Дж. Р. Р. Толкин: автор века. Филологическое путешествие в Средиземье полностью

Раз уж мы забрались в такие дебри, то следующий вопрос должен звучать следующим образом: «Кто же они тогда такие, эти wood-woses?» (вопрос логичный, но филологи на него вряд ли смогут ответить). Толкин дает ответ в главе 5 книги V «Властелина колец», где мы в какой-то момент слышим про «the Woses, the Wild Men of the Woods» («лешаков, лесных дикарей»).

На этом этапе на ход его мысли мог повлиять еще и такой фактор. Дело в том, что кабинет Толкина в Лидсском университете находился рядом с дорогой под названием Вудхауз-лейн (Woodhouse Lane), и каждый день, выходя из своего дома на Дарнли-роуд, он шел по ней на работу. Вудхауз-лейн проходит через Вудхауз-ридж (Woodhouse Ridge) и Вудхауз-мур (Woodhouse Moor), которые до сих пор представляют собой почти не застроенные и густо заросшие деревьями участки: крутизна склона, на котором они расположены, препятствует их активному освоению. Разумеется, слово woodhouse вполне может означать банальный «домик в лесу». Однако Толкин считал, что современная фамилия Вудхауз происходит от старинного *wudu-wasa, и ему также было известно, что в нескольких северных диалектах слова wood-house и wood-wose произносятся совершенно одинаково — как wood-ose (вуд-оуз). Поэтому современное написание названия Вудхауз-лейн может быть просто результатом такой же ошибки, как и у автора поэмы про сэра Гавейна. Дорога, по которой Толкин каждый день ходил на работу и обратно, могла просто-напросто сохранить в своем названии воспоминание о жутких существах, «лесных дикарях», которые когда-то населяли чащи над рекой Эр. И если *wudu-wasan (вуду-васан) могли со временем превратиться в woodhouses (вудхаузиз) из-за неправильного написания, то почему бы и *hol-bytlan (хол-битлан) не стать hobbits (хоббитами)?

Появление в тексте Толкина лесных дикарей может служить наглядным свидетельством его склонности черпать вдохновение в старинных текстах, его твердой убежденности в том, что порой он лучше знал этимологию некоторых слов, чем сами авторы этих текстов (и уж точно лучше, чем переписчики), и его способности использовать научные головоломки в исключительно современном контексте. Он часто вдохновлялся отдельными словами или названиями, однако при исследовании их происхождения исходил из того, что все эти слова и названия когда-то обозначали какие-то конкретные объекты, которые при должном терпении и богатстве воображения могут быть реконструированы. Средиземье всегда было для него, как уже говорилось во вступительной главе, этакой «реальностью, отмеченной звездочкой»: подобно формам старинных слов, которые обозначаются звездочкой (*), оно не было зафиксировано ни в каких источниках, но, точно так же как эти самые формы, могло быть логически выведено и реконструировано если не с полной уверенностью, то с очень высокой долей правдоподобия. Гарантией этой достоверности Средиземья, как и в случае словесных реконструкций филологов, была его внутренняя логика. Сюжет «Властелина колец» не требовал упоминания лесных дикарей, но в тексте они выглядят исключительно уместными. Их присутствие помогает создать ощущение полноты и богатства этого мира, которое составляет главное очарование толкиновского Средиземья.

Начиная с конца главы «Совет» и отбытия Хранителей Толкин все чаще прибегает к той же творческой схеме, по которой он воссоздавал слово wood-wose. События, разворачивающиеся в Карадрасе и в Мории, напоминают первые главы «Хоббита» — и там и там путники отправлялись в дорогу из Раздола. Буран в Карадрасе во многом напоминает бурю в Туманных горах, причем оба раза у читателя возникает ощущение, что за природным катаклизмом стоит нечто большее: «визгливый хохот» и «голоса вражеских сил», которые чудятся Боромиру, явно напоминают «каменных великанов, которые перебрасывались обломками скал» и «гогочут и перекликаются по всем склонам» в главе 3 «Хоббита».

Точно так же вход в Морию очень похож на пещеры гоблинов, в которые Бильбо и его спутники проникли в «Хоббите», и там Хранителей ждет примерно то же, что и первую компанию: приключения в кромешной темноте и в конечном счете выход из подземелий с противоположной стороны горы. Впрочем, в Мории появился и новый персонаж, барлог, с которым Толкин нас знакомит в своей обычной манере — словно мы уже прекрасно знаем, что он собой представляет. «Барлог, — хрипло пробормотал Гэндальф. — Теперь понятно». Ему, может, и понятно, а вот читателю не слишком.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих мастеров прозы
100 великих мастеров прозы

Основной массив имен знаменитых писателей дали XIX и XX столетия, причем примерно треть прозаиков из этого числа – русские. Почти все большие писатели XIX века, европейские и русские, считали своим священным долгом обличать несправедливость социального строя и вступаться за обездоленных. Гоголь, Тургенев, Писемский, Лесков, Достоевский, Лев Толстой, Диккенс, Золя создали целую библиотеку о страданиях и горестях народных. Именно в художественной литературе в конце XIX века возникли и первые сомнения в том, что человека и общество можно исправить и осчастливить с помощью всемогущей науки. А еще литература создавала то, что лежит за пределами возможностей науки – она знакомила читателей с прекрасным и возвышенным, учила чувствовать и ценить возможности родной речи. XX столетие также дало немало шедевров, прославляющих любовь и благородство, верность и мужество, взывающих к добру и справедливости. Представленные в этой книге краткие жизнеописания ста великих прозаиков и характеристики их творчества говорят сами за себя, воспроизводя историю человеческих мыслей и чувств, которые и сегодня сохраняют свою оригинальность и значимость.

Виктор Петрович Мещеряков , Марина Николаевна Сербул , Наталья Павловна Кубарева , Татьяна Владимировна Грудкина

Литературоведение
Комментарий к роману А. С. Пушкина «Евгений Онегин»
Комментарий к роману А. С. Пушкина «Евгений Онегин»

Это первая публикация русского перевода знаменитого «Комментария» В В Набокова к пушкинскому роману. Издание на английском языке увидело свет еще в 1964 г. и с тех пор неоднократно переиздавалось.Набоков выступает здесь как филолог и литературовед, человек огромной эрудиции, великолепный знаток быта и культуры пушкинской эпохи. Набоков-комментатор полон неожиданностей: он то язвительно-насмешлив, то восторженно-эмоционален, то рассудителен и предельно точен.В качестве приложения в книгу включены статьи Набокова «Абрам Ганнибал», «Заметки о просодии» и «Заметки переводчика». В книге представлено факсимильное воспроизведение прижизненного пушкинского издания «Евгения Онегина» (1837) с примечаниями самого поэта.Издание представляет интерес для специалистов — филологов, литературоведов, переводчиков, преподавателей, а также всех почитателей творчества Пушкина и Набокова.

Александр Сергеевич Пушкин , Владимир Владимирович Набоков , Владимир Набоков

Критика / Литературоведение / Документальное