«Джамп» значит «Прыгай!»

Музей открывала обширная карта СССР, выполненная из цветного плексигласа с подсветкой. На ней была нанесена ярко-алая точка – город Муромов, от которой шли лучи в самые дальние концы страны, то было изображение географии мест, в которых сидели лучшие люди Муромова. Далее музей продолжали приспособления для пыток, плети и кандалы, макет карцера в натуральную величину, чучело громадной овчарки, затравившей шестнадцать человек, целая толпа восковых манекенов, разрисованных татуировкой почище полинезийцев, образцы лагерного творчества, фигурки из жеванного хлеба, наборные финки, часы и домики из спичек. Венцом экспозиции была коллекция бандитского самодельного оружия от варварского вида кистеней с аршинными шипами и самых настоящих мечей, смахивавших на мамлюкские ятаганы, до миниатюрных автоматов, умещавшихся в ладони, и авторучек, стрелявших разрывными пулями. Отдельные стенды с фотографиями и памятными предметами были посвящены выдающимся деятелям криминальной России от Леньки Пантелеева до Солоника и от Япончика революционных лет до Япончика современного.

– Скажите, – спросил экскурсовода тот самый седоусый англичанин, – эти люди действительно являются героями современной России?

– О, как вы знаете, – заулыбалась та, – в России сейчас нет русской национальной идеи, а раз ее нет, то ее место занимает любая идея, наиболее близкая народу. Вор издавна был любимым персонажем русского фольклора. Воровские песни – самые любимые русским народом. Поэтому, если у русского человека возникают проблемы, он идет не в полицию, как англичане, а к знакомому вору…

– Поверьте мне, сэр, – воскликнула, не выдержав Лена, – русским не меньше вас противны бандиты, и им очень бы хотелось заявить на них в полицию, но для этого потребуется как минимум еще одна революция, а вот этого русским хочется меньше всего.

Туристы изумились и заулыбались, услышав совершенно внятную оксфордскую речь, несколько человек обратились к Лене с вопросами. Однако, она вышла из музея, едва не расплакавшись и решительно направилась в сторону имевшегося у нее адреса. Весь ее дальнейший путь проходил под песенку с варварским припевом:

«Атрынды-кеш-кеш-кеш-кеш-кеш,

Атрынды-трильки-трильки-трильки-трильки-трильки!

* * *

Денек был прелестный, возможно, последний ясный день осени, и Лена неторопливо шла под ярким августовским солнцем. Было одиннадцать часов. Городок благоухал зеленью садов. Вдоль улиц вились очереди – иные к цистернам с молоком, другие к микроавтобусам с хлебом. Самая длинная змеилась к киоску, в котором в розлив продавали пиво. Спешить было некуда. Валерий выйдет на контакт не раньше завтрашнего утра, а ей надо было все хорошенько обдумать. Кажется, она наконец за что-то уцепилась или, по крайней мере, так считает ее шеф. Когда она рассказала ему об инструкциях Барского, у того вдруг проснулась вспышка неожиданного интереса, и его тяжелое, циничное лицо вдруг стало выглядеть чуть ли не мальчишеским – молодым, задорным и полным азарта.

– Итак, в чем здесь дело? Наш друг проявил интерес к самому вице-премьеру? Он решил сам стать шантажистом? Он стремится узнать что-то такое, что давным-давно стряслось с этим почтенным мерзавцем. И хотелось бы знать почему.

* * *

Двери единственного городского родильного дома были заколочены

«Ув. тов. женщ.! – гласила пришпиленная к дверям и напи-санная размашистым докторским почерком записка. – Нет света, воды, тепла. Не пл. зарпл. Заранее езжайте в соседнюю область, а если припрёт – в платный травмопункт. Кол-в».

Руки у Лены опустились. День улетел коту под хвост, поездка оказалась впустую.

«Спокойнее, деточка, – сказала она себе. – Не может эта дурацкая жизнь так вот запросто взять и тебя объегорить. У нее должны быть какие-то свои законы, которые надо осознать и применить к себе».

С этими словами она обошла дом с тылу и обнаружила открывающуюся дверь, за которой было помещение с окошечком, в котором сидела благообразная старушка в белом халате и белом платке.

– Здрасть, баушка! – сказала Лена.

– Здравствуй, деточка, – заулыбалась та, – ты рожать или на аборт? Если рожать, то езжай на Третью лагерную, дом 14, там и родишь, и отлежишься у добрых людей, дорого не возьмут. Наша замглавврачиха туда каждые полчаса заглядывает, это ее соседи. А ежели на аборт, то сбегай в платный травмопункт, там они за сотенку живо тебя почистют.

– Боже мой, – умилилась Лена, – так значит вы все-таки работаете?

– А как же! – всплеснула руками старушка. – От того, что мужики-идиёты дурью маются, то свет, то воду нам отрезают, жизня прекратиться-то не могит. Бабам рожать надо. На них вся земля стоит. Вот и выкручиваемся.

– Баушка, а как же мне-то быть? Я хочу в архивных книгах братика своего поискать. Меня родители взяли, а его в дом ребенка сдали. Как бы мне его найтить? – Лена вполне натурально прослезилась.