«Джамп» значит «Прыгай!»

– Благодарю. А теперь, моя дорогая, я хочу вам кое-что сказать. Мой зять был из тех, кого в нашем поколении называли «долбанными стилягами». Он женился на моей дочери, потому что у меня была эта палатка, а это для него автоматически значило, что она была богата, как дочь Рокфеллера. Не прерывай меня, Ира! – Она стукнула палкой по полу. – Но потом оказалось, что карманы у меня не бездонные, что без зарплаты моей дочки-учительницы жить очень тяжело, и что на аборты в наших краях не проживёшь. И потому, когда ему попалось нечто более юное, богатое и занимательное, доктор Глузский тут же решил развязаться. В данный момент он вероятно валяется на каком-нибудь пляже со своей возлюбленной-шалашовкой. Подозреваю, что одной из его бывших пациенток, смею сказать. Но скорее всего, ищите его в Москве. И могу объяснить, почему. Этот человек – действительно вонючий подонок. И вонь, которая исходит от его души, он порой маскирует всякими там одеколонами. Но она в конце концов прорывается наружу. И если то, что я слышала о его пассии – правда, то она быстро разберется в нем и выставит его наружу. И куда ему тогда подеваться? Ехать в Москву, разумеется, Москва – главный абортарий страны. – Затем она обратила взгляд на Лену. – А теперь, милочка, давайте поговорим о вашем деле. Вы хотите посмотреть бумаги моего зятя, а они находятся в моем полном распоряжении. Вы только что упомянули о сотне долларов, но этого, мне кажется, недостаточно. Что вы думаете о пятистах?

– К сожалению, я могу заплатить только двести.

Лена открыла сумочку и вытащила конверт. Это как раз укладывалось в ту сумму, которую ей выдали, и времени торговаться не было.

– Благодарю, – женщина взяла у нее банкноты и начала тщательно их перещупывать, слюнить и разглядывать на свет. – Нет, Ирочка, пожалуйста, не пытайся со мной спорить. Я это так понимаю. На самом деле эта юная дама для нас словно подарок судьбы и мы должны радоваться ее внезапному интересу к делам нашего лишенца. Как тебе известно, мы должны за аренду, за электричество, задолжали налоги, должны рэкету и еще этой стервозе двухнедельное жалование. Мы всем слишком много должны. Эти деньги позволят нам продержаться до сентября, а там, Бог даст, бизнес пойдет лучше. Что касается нас, то твой муж для меня умер, а я, как бы то ни было, намерена продолжать жить. – Она засунула банкноты обратно в конверт. – А теперь подождите, пожалуйста, минутку.

Старуха прошла за занавес, поманила за собой дочь и через минуту та вернулась с объемистой запыленной коробкой из-под патефона, которую она положила на стол.

– Все здесь, – сказала Ира полным слез голосом. – Это то, что вы просили, все его докторские отчеты, записанные отличным почерком. Надеюсь вы найдете все, что вам надо. Он готовился к защите диссертации, собирал самые различные интересные случаи. Он ведь был не просто акушером, но акушером-психологом.

– Да-да.

– Он мог бы стать выдающимся ученым.

– Да, очевидно, – пробормотала Лена, склоняясь над тетрадями.

– Я хочу сказать, что раз уж вы столь щедры с моей маман, то могли бы и мне предложить какую-то сумму.

– Я вам предлагала, – тихо и твердо сказала Лена. – Но вы сами не захотели.

Мать открыла занавеску и взяла дочь за руку.

– Идем, Ирочка. Мишук, ты уже выучил свой стишок? Тогда иди сюда. Наша гостья выполнила свою часть сделки, выполним и мы нашу. Дадим ей спокойно исследовать Мишины сокровища.

Почерк действительно оказался отличным. Сколько бы ни было недостатков у доктора Глузского, свои записи он содержал в хорошем и легко читаемом состоянии. Лена разложила блокноты, тетради и счетные бумаги и склонилась над ними. Последние датировались тремя годами назад, первые – 1963 годом. На камине рядом с фото автора тикали часики и так же тикали его записки. Тысяча девятьсот шестьдесят четвертый… шестьдесят седьмой… семидесятый, январь… апрель… ноябрь. И наконец – вот оно. Почти на середине страницы запись, которую она искала.

Ноябрь 23-го. Корсовский. Сегодня я принял ребенка мужского пола. Слово «мужского» было подчеркнуто, но больше ничего: ни веса, ни роста, состояния, длительности беременности, ничего, что могло бы ей помочь.

Лена перевернула страницу. Следующая запись относилась к женщине с больным тазом, и ее симптомы не имели для нее никакого значения. А потом она снова поймала нить.

«Корсовский. Марина дала мне сегодня результаты биологического теста и боюсь, здесь нет сомнения. Если и были, то, полагаю, тест должен развеять последние из них». Ниже были четыре слова на латыни.

Лена тщательно скопировала эту надпись, затем просмотрела книжный шкаф и вытащила нужные тома словаря. Она учила латынь в школе и обучалась на медсестру, так что уже имела смутное представление о том, что это значит. И это ей совсем не понравилось.

Просматривая книги, она вдруг почувствовала внезапный холод и одиночество в этой комнатушке. За занавесом она слышала бормотание жены Глузского и ее матери, но они казались доносящимися из репродуктора.

* * *