Джатаки. Избранные рассказы о прошлых жизнях Будды.

Спустя какое-то время слон, искупавшись, направился к баньяну и по пути остановился как раз над засадой. Вода стекала у него к пупку, а с пупка капала прямо на охотника. Почувствовав, что сверху капает, охотник поднял голову, увидел, что слон совсем рядом, и выстрелил. Стрела пронзила слону селезёнку, порвала кишки и вышла со спины навылет. Из раны ручьём хлынула кровь — так красная краска изливается из серебряного кувшина. И слон взревел от боли. Слон страшно затрубил от лютой муки, и вслед за ним все стадо заревело и во все стороны искать врага помчалось, растаптывая в пыль траву и сучья. Только супруга Субхадра осталась рядом со слоновьим царём поддержать его и утешить.

Набравшись терпения, слон стал озираться: «Откуда же пущена стрела?» По тому, что вошла она в живот, а вышла из спины, он понял, что стрелок стоял внизу. Тогда он решил сам поискать охотника и на всякий случай велел Субхадре удалиться:

— Народ мой разбежался во все стороны, ищет врага, а ты что тут делаешь?

— Я осталась, господин, чтобы поддержать тебя и ободрить. Прости меня, — отвечала она, трижды обошла его с почтением, поклонилась ему со всех четырёх сторон и улетела по воздуху.

Оставшись один, слон поддел настил ногой; бревна разошлись, и через широкое отверстие стал виден Соноттара. Стремясь прикончить его, слон просунул в дыру хобот, подобный серебряному канату, но охотник тут же протянул ему навстречу лоскут от своего монашеского одеяния. Увидев облачение подвижника, слон подумал: «Это одежда святых людей. Разумный муж никогда не должен покушаться на тех, кто носит такое оранжевое одеяние, ибо оно само по себе всегда достойно величайшего уважения». Так слон оставил своё намерение и лишь сказал:

«Тот, кто надел монашеское платье,

Но от дурных страстей не отрешился,

Далёк от кротости и самообузданья, –

Монашеского платья недостоин.

А кто блюдёт — обеты непреложно,

Навек отрёкся от злоумышлений,

Исполнен кротости и самообузданья –

Достоин тот монашеского платья».

Этими словами слон укорил охотника и спросил безо всякой враждебности:

— Зачем же, любезный, понадобилось тебе в меня стрелять? Сам ли ты решил меня убить или кто другой тебя послал? Охотник ответил:

— Почтенный! Меня послала к тебе Субхадра, прославленная супруга государя Каши. Она будто бы увидела тебя во сне, вот ей и захотелось, чтобы я принёс ей твои шестицветные бивни.

— Значит, Субхадра все это натворила, — понял Великий. Терпя неослабевающую боль, он объяснил охотнику, что дело было не так:

«У нас есть много превосходных бивней,

Отцам и пращурам принадлежавших.

Субхадра знала это, несомненно.

Ей, глупой, отомстить мне захотелось.

Ну что ж, охотник, вылезай теперь!

Возьми пилу да отпили мне бивни,

Ведь жить теперь недолго мне осталось.

Расскажешь дома мстительной царице,

Что царь убит, и бивни ей отдашь».

Охотник послушался, вылез из своего убежища и с пилой в руке подошёл к слону. Но рослый слон высотою в восемьдесят восемь локтей возвышался над ним, как гора, и охотник никак не мог дотянуться до корней клыков. Тогда Великий подогнул ноги, лёг и положил голову на землю. По серебристо-белому хоботу нишадец забрался к голове слона, подобной вершине Кайласы, коленом провалил губу слона в рот, а потом слегка спустился и сунул в рот ему свою пилу. Он по-всякому пробовал пристроиться с пилой и начать пилить, да только ничего у него не получалось — лишь новую жгучую боль причинил он Великому, и рот у того наполнился кровью.

Слон сплюнул и терпеливо спросил:

— Что, любезный, не выходит?

— Да, господин. Собравшись с духом, Великий сказал:

— Тогда, любезный, приподними мне хобот и вложи в него ручку пилы, а то у меня нет уж сил его поднимать. Нишадец так и сделал. Захвативши пилу хоботом. Великий сам стал отпиливать бивни; скоро они отвалились, как подрубленные побеги бамбука.

Слон взял их в хобот и промолвил:

— Не думай, любезный охотник, будто не дороги мне мои бивни, раз отдаю я их тебе. И не затем я с ними расстаюсь, чтобы стать благодаря этой заслуге Шакрой, или Марой, или Брахмой, или иным великим небожителем. Нет! Но, право, во сто тысяч раз дороже мне этих моих бивней всепронзающие бивни безграничного высшего знания. Пусть же моя самоотверженность приблизит для меня его обретение! С такими словами он отдал охотнику бивни и спросил:

— Ты, любезный, за сколько времени до нас добрался?

— За семь лет, семь месяцев и семь дней.