Джейн Эйр

И рада же я была выбраться из магазина шелковых тканей, а затем из ювелирной лавки! Чем больше он покупал мне, тем ярче пылали мои щеки от досады и какого-то странного чувства унижения. Когда мы снова сели в экипаж и я, изнемогая, откинулась на спинку сиденья, то вспомнила – о чем среди всех последних событий, и печальных и радостных, совершенно забыла – о письме моего дяди Джона Эйра к миссис Рид, о его намерении удочерить меня и сделать своей наследницей. «Вот будь у меня хоть небольшое собственное состояние – это было бы действительно кстати, – пронеслось в моих мыслях. – Я не могу вынести, чтобы мистер Рочестер наряжал меня, как куклу; я же не Даная, чтобы меня осыпали золотым дождем. Как только мы вернемся домой, я напишу на Мадейру дяде Джону, что собираюсь выйти замуж, и сообщу за кого. Если бы я была уверена, что в один прекрасный день принесу мистеру Рочестеру в приданое хоть небольшое состояние, мне было бы легче переносить то, что я живу пока на его средства». Эта мысль меня несколько успокоила (я действительно в тот же день написала дяде), и я, наконец, решилась поднять голову и встретиться взглядом с моим хозяином и возлюбленным, который настойчиво засматривал мне в глаза. Он улыбнулся. И мне показалось, что так улыбнулся бы расчувствовавшийся султан, глядя на свою рабыню, удостоенную им богатых подарков. Я изо всех сил стиснула его руку, искавшую мою, так что она покраснела, и отбросила ее.

– Пожалуйста, не смотрите так на меня, – сказала я, – а не то я клянусь не носить ничего до самой смерти, кроме моих старых школьных платьев. Я так и поеду венчаться в этом бумажном лиловом платье, а вы можете сшить себе халат из серого шелка и целый десяток черных атласных жилетов.

Он засмеялся и потер себе руки.

– Ну, разве она не удивительна! – воскликнул он. – Разве она не оригинальна, не пикантна! Да я не отдал бы одной этой маленькой английской девочки за целый сераль одалисок с их глазами газели, формами гурий и тому подобное.

Это экзотическое сравнение еще больше уязвило меня.

– Я ни на одну минуту не собираюсь заменять вам сераль, сударь, так что ваше сравнение неуместно. Если вам это нравится, сделайте милость – отправляйтесь немедленно на базары Стамбула и употребите деньги, которые вам не удалось здесь истратить, на приобретение рабынь оптом и в розницу.

– А что вы станете делать, Дженет, пока я буду приценяться к грудам пышной плоти и целому ассортименту черных глаз?

– Я буду готовиться в миссионеры, чтобы проповедовать свободу порабощенным, и в первую очередь – обитательницам вашего гарема. Я проникну туда и подниму там бунт. Вы, паша и деспот, попадете к нам в руки. И я соглашусь отпустить вас на волю только при условии, что вы подпишете самый либеральный манифест, когда-либо выпущенный тираном.

– Я отдамся на вашу милость, Джейн.

– Не надейтесь на мою милость, мистер Рочестер, раз вы позволяете себе смотреть на меня такими глазами. А то мне кажется, что, какой бы вы указ ни издали в силу необходимости, первое, что вы сделаете, освободившись, – это начнете нарушать его условия.

– Однако чего же вы хотите, Джейн? Я боюсь, вы заставите меня совершить церемонию брака не только перед алтарем, но еще и в конторе нотариуса. Вы собираетесь выговорить особые условия. Каковы же они?

– Я хочу только сохранить спокойствие духа, сэр, и не быть под гнетом обязательств. Вы помните, что вы говорили о Селине Варанс, о бриллиантах и шелках, которыми задаривали ее? Ну, так я не буду вашей английской Селиной Варанс. Я останусь по-прежнему гувернанткой Адели, буду зарабатывать себе содержание и квартиру и тридцать фунтов в год деньгами. На эти средства я буду одеваться, а от вас потребую только…

– Чего же?

– Уважения. И если я буду платить вам тем же, мы окажемся квиты.

– Ну, знаете, в смысле непревзойденной дерзости и несравненной природной заносчивости нет равной вам, – сказал он. Мы уже приближались к Торнфильду. – Не соблаговолите ли вы пообедать со мной сегодня? – спросил он, когда мы въехали в ворота.

– Нет, благодарю вас, сэр.

– А отчего «нет, благодарю вас», смею спросить?

– Я с вами никогда не обедала, сэр, и не вижу причины отступать от этого, пока…

– Пока что? Как вы любите недоговаривать.

– Пока иначе уже будет нельзя.

– Вы, может быть, воображаете, что я ем, как людоед или обжора, и боитесь быть моей соседкой за столом?

– Я вовсе не предполагала этого, сэр. Но я хотела бы жить этот месяц так, как жила.

– Вы сейчас же прекратите этот рабский труд гувернантки.

– Отнюдь нет! Прошу прощения, сэр, не прекращу. Я буду делать свое обычное дело. Мы с вами не будем видеться весь день, как и до сих пор. Вечером вы можете присылать за мной, когда захотите меня видеть, и я приду. Но ни в какое другое время дня.