Джек и Джилл

На другой день Эду стало хуже. И всю следующую неделю сестра его отвечала Джеку одно и то же: «Без изменений». Многие жители Хармони-Виллидж теперь постоянно справлялись о нем. Друзья-то ведь у него были повсюду, и люди старшего поколения, по-видимому, волновались о нем даже больше сверстников. У него оказалась не лихорадка, а какая-то еще более скоротечная и разрушительная болезнь, и в субботнюю ночь милый юноша обрел вечное пристанище там, где субботы настолько длинны, что он даже представить себе такого не мог, пока жил в этом мире.

Джек зашел справиться о его здоровье во второй половине дня. «Он больше не страдает», — коротко сообщила сестра Эда и скрылась за дверью. «Значит, ему наконец-то лучше», — наивно решил Джек и, возвратившись домой, с удовольствием углубился в чтение увлекательного романа. А час спустя в гостиную, где он уютно устроился на диване, вошел Фрэнк. Взгляни на него младший брат, и ему, вероятно, все сразу стало бы ясно. Но он по-прежнему не отрывался от книжки, а Фрэнк вел себя совершенно так же, как и почти всегда, когда приходил домой. Постоял возле двери, медленно подошел к роялю, словно раздумывая, не сыграть ли сейчас что-нибудь. Только играть Фрэнку совсем не хотелось. При виде открытой клавиатуры и нот на пюпитре горло ему сжал спазм. Ведь это была та самая пьеса, которую они еще совсем недавно разучивали с Эдом в четыре руки. Никогда больше им не сидеть здесь плечо к плечу, разыгрывая бравурные марши или горланя любимые песни. Слезы застлали Фрэнку глаза. Он быстро снял ноты с пюпитра, опустил крышку на клавиатуру с уверенностью, что больше никогда не прикоснется к ней, и подошел к брату.

— Что ты читаешь? — спросил он, обняв Джека за шею и старательно борясь с дрожью в голосе. Фрэнк решил предварить страшную новость совершенно никчемным в данный момент вопросом.

Изумленный как ласковым обращением брата, так и нежностью его тона, Джек поднял голову — и все понял.

— Эд?!. — с трудом выдавил из себя он.

Фрэнк кивнул, часто-часто моргая, чтобы из глаз не брызнули слезы.

Руки Джека разжались. Книжка со стуком упала на пол, а сам он уткнулся лицом в подушку дивана и застыл в этой позе на какое-то время, пытаясь без слез принять для себя тот факт, что Эд навсегда покинул сей мир и что он, Джек, теперь будет вынужден жить без него. Попытка не удалась. Он растерянно повернулся к брату:

— Не знаю, что теперь делать, без него…

— Да. Мы все тоже не знаем, — глухо откликнулся Фрэнк.

— У тебя есть Гас, а у меня теперь никого. Эд ведь был так добр ко мне.

С этими словами на Джека нахлынула волна воспоминаний, так что никакая подушка, хоть он тут же снова в нее уткнулся, была не в силах сдержать поток его слез.

«А главный укор-то тут мне, — сокрушенно подумал Фрэнк. — Я ведь не утруждался уделять Джеку столько внимания, сколько уделял ему Эд. По сути, он и был для него настоящим любящим старшим братом. Потому Джек так и горюет о нем».

— Знаешь, — положил Фрэнк руку на плечо Джека, — я стану теперь добрее к тебе. И пожалуйста, не стесняйся. Плачь сколько хочешь. Это не стыдно. Я вполне тебя понимаю.

Тут у него самого дрогнул голос, и это сблизило их с Джеком. Теперь он плакал, уже не стесняясь, пока не дал первому острому приступу горя выплеснуться наружу. Потом Фрэнк заключил его в медвежьи объятия и помог сесть. И когда они заговорили о своей огромной утрате, оба мальчика отчетливо ощутили, что их горе могло стать еще сильнее, если бы вдруг один из них потерял другого, и что отныне и навсегда они станут любить и заботиться друг о друге больше прежнего.

Миссис Мино часто называла старшего сына «мальчиком-отцом». Фрэнк и впрямь прекрасно справлялся с ролью главы семейства, которая перешла к нему после ранней кончины их с Джеком родителя, и, ощущая всю тяжесть возложенной на него ответственности, стал не по годам серьезным, надежным, рано привык оставаться сдержанным в проявлении собственных чувств, за исключением своей любви к миссис Мино. «Я никогда не стану настолько взрослым, чтобы перестать целовать свою маму», — сказал он однажды. «Жаль, что у Фрэнка нет младшей сестры, — посетовала тогда мысленно миссис Мино. — Вероятно, она могла бы смягчить его характер». Над Джеком он неизменно властвовал, сурово высмеивая мягкий нрав брата. Так было всегда, но не в данный момент. Беда разбудила во Фрэнке нежность, и он обращался с горюющим братом ласково, словно девушка. Миссис Мино, едва до нее дошли скорбные вести об Эде, поспешила в гостиную поддержать Джека, однако, увидев, как замечательно утешает его «мальчик-отец», тихонечко покинула комнату. Ее помощь не требовалась. Братья самостоятельно постигали один из важнейших уроков, который преподает нам горе, сближая и объединяя нас, побуждая с особенной остротой ощутить ценность жизни тех близких нам людей, которые, слава Создателю, по-прежнему пребывают рядом с нами.